История одной курсистки. Часть XII
2015-08-05 Mikołaj Zagorski, перевод с польского и белорусского Dominik Jaroszkiewicz (Mikołaj Zagorski, Dominik Jaroszkiewicz)
Часть XII
После жизни
Глядзіць задумлівая Цётка
Праз вокны переабытых дзён
Валянціна Коўтун, На зломе маланкі, верш 23.
Назвать имя погибшего значит вернуть ему жизнь - написано на одной из египетских пирамид. На многих страницах я называл это имя - Цётка, Алаіза Пашкевічанка. Она умерла в конце зимы 1916 года, на этом заканчивается история одной курсистки. Всем, что было потом жизнь её обделила. Цётка не застала ни Великого Октября, ни БНР, ни становления белорусской государственности на советской основе, ни сопутствовавшего ему расцвета художественной, политической и общей культуры всех народов Белоруссии. Где-то на грани самого лучшего, а потому невозможного, варианта развития её лишённой туберкулёза жизни находится героическая партизанская эпопея Белоруссии. Мы знаем, что белорусы истекали кровью и отдали каждую третью жизнь, но не согласилась на восстановление частной собственности. Сколь велик и сколь достоен был увенчанный Великой Победой духовный памятник той, которая так много заботилась о просвещении белорусского народа и о его скорейшем приобщении к мировому социализму, к процессу ликвидации общественного разделения труда и товарности.
Когда весть о смерти первой белорусской поэтессы, литераторки и революционерки достигла Вильно, Минска и других городов, как памятник ей по всей Белоруссии стали собираться пожертвования на белорусские школы: «як вянок на магілу Цёткі ахвяруем грошы на беларускія школы»[1]. Повторимся: «... Точно так же, как в битву при Садовой «выиграл прусский учитель», так и во второй мировой войне победила советская учительница, в основном сельская, поскольку основную массу солдат Красной Армии составляли вчерашние колхозники, и даже большинство тех, кто ушел на фронт с заводов и фабрик, незадолго перед этим попали туда из села.»[2] Помните, у Коласа «Школьная работніца»:
Вёска спіць - пара глухая,
Позняя часіна.
Не спіць толькі маладая
У школцы дзяўчына.
Свеціць лямпа перад ёю,
Ціха, бы ў магіле.
Многа працы ёй з дзятвою,
Каб разняць ім крылле,
Каб разблытаць з павуціны
Разумок дзіцячы.
Ды не страшны для дзяўчыны
Трудныя задачы.
А заканчивает стихотворение 1909 года Колас пророчеством, которое нетрудно отнести к позднейшей партизанской эпопее:
Не загінуць край і людзі,
Пасынкі народу,
Калі ў краі гэтым будзе
Ззяць прамень свабоды.
Близится к завершению биографический очерк. Поскольку любое законченное произведение не может дать бесконечного углубления в познаваемое, следует предупредить читателя о самом важном из того, чего он был лишён. Не превращая очерк в филологический трактат, было невозможно дать сколь-либо пропорциональное представление о всех жанрах стихотворного наследия Цёткі. Как свидетельства ушедшей эпохи, были опущены многие этнографические описания из её произведений. Остались без внимания такие шедевры изящной словесности как ранние пейзажно-бытовые стихотворения «Лета» и «Восень». Не было никакой возможности останавливаться на многих прозаических произведениях, таких как впечатляющий полуфантастичекий рассказ «Міхаська» или научно-популярные очерки из журнала «Лучынка». Даже из важнейших поэтических произведений революционной поры далеко не все цитировались. Например, не упомянут сюжет таких стихотворений как «Ласы», «Бунтаўнік». Не раскрыта связь стихотворного слога поэтессы с белорусским фольклором. Ничего не сказано об обработке ей фольклорных сюжетов, как, например, в последнем стихотворении с условным названием «Адкрый пані...». Ничего не упоминалась об особенностях её речи - о специфической польской и российской лексике в её стихах, а также о строении стихотворных предложений. Ни слова не было сказано об описаниях поэтессой белорусских пейзажей. Пространно и бессодержательно об этом могут писать целые трактаты только белорусские патриоты. Мне же достаточно обозначить, что такие описания, полноправно относимые к памятникам белорусской изящной словесности, есть. Полагаю, что для читателя это тоже исчерпывающие сведения, отсылающие к оригиналу, который достоин чтения, а не затмения патриотическими словесными возлияниями.
Подводя итог, филологические вопросы в настоящем очерке были выпущены. Важнейшая задача, которая ставилась, состояла в том, чтобы дать широкий исторический контекст, показать эпоху в её конкретности (сращенности с другими эпохами). Для заинтересованного читателя не составит труда изучить после настоящего очерка поэтическое и прозаическое наследие Цёткі. Ещё меньше времени потребует чтение различных филологических статей о её наследии. Но обратный путь от филологических статей и оригинала к настоящему очерку вряд ли будет продуктивным потому, что свидетельства вековой давности сейчас очень непросто воспринимать именно так, как они воспринимались в своё время. А потому, чтобы алмаз предстал в первозданном отсвете, нужно умело и тактично придать ему оправу. Буду надеятся, что в настоящем очерке минимально необходимо исторический контекст был восстановлен. Для хронологической полноты остаётся добавить немного о том, что было после смерти Цёткі.
Семья Пашкевічаў после войны оказалась развеяна по свету. Мать Ганна и Караліна в 1928 году вернулись ближе к родным местам, на хутор Котловка у самой Вильны, где жил выживший в империалистической войне брат Войцэх с семьёй. После 1939 года он был сослан в Сибирь где и умер. На время второй мировой войны была сослана в Сибирь и Стэфанія. Она вернулась на родину после войны и переселилась в Народную Польшу, где умерла в 1947 году в городе Щецин в приюте.
В этом же году дом, где жила Цётка, разобрали и перевезли в деревню Замасцяны, а там приспособили его под восьмилетнюю школу. Попалось сообщение, что в 1980 году он сгорел от нарушения правил пожарной безопасности. На этом можно завершить семейную историю.
Могила Цёткі находится сейчас, судя по всему, ближе к деревне Шастакоўцы, чем к деревне Стары Двор, находящейся к югу от неё. Рядом с могилой поэтессы есть ещё два захоронения. Л. Арабей поясняет: «Пахаваны тут, ужо ў 1943 годзе, пляменніца Цёткі Феліцыя, дачка яе брата Войцэха, са сваёю сяброўкаю Аляй. Да вайны дзяўчаты вучыліся ў Віленскім універсітэце і да 1942 года жылі ў Вільні, але там пачаліся аблавы, моладзь вывозілі ў Германію, і, ратуючыся ад фашысцкай няволі, дзяўчаты з Вільні выехалі ў вёску. Вечарам 27 красавіка 1943 года да іх у хату зайшлі трое невядомых і расстралялі дзяўчат».[3]
Про племянницу поэтессы есть местная легенда. «У вайну, кажуць, Фэля ў давер да немцаў увайшла, а сама землякам дапамагала: каго з турмы выкупіць, за каго слова замовіць, каб у Нямеччыну не забіралі, каму дакументы патрэбныя вырабіць, каб жыццё ўратаваць. Ды рассакрэцілі фашысты дзяўчыну, расстралялі, бо насамрэч ніколі не была яна на баку акупантаў».[4]
Каменный памятник на могиле поэтессы появился в конце 1930-х годов. У основания каменного креста в несколько необычной латинизации написано:
s. ✝ p.
CIOTKA
z Paskiewičaŭ
Aloiza Kiejrys
3.VII.1876 - 5.II.1916
Ниже в той же латинизации выбиты четыре строки из стихотворения «На магіле»[5]:
На магіле ўзыду дубам,
Пачну шаптаць братнім губам
Аб іх долі, аб свабодзе,
Стану песьняй у народзе!
Родилась в 1876 году, умерла в 1916. Была ли её жизнь короткой? Много это или мало? Вспомним даты жизни некоторых людей её поколения. Ленин, родившийся в 1870 умер в 1924 году. Борис Вигилёв («таварыш Сьцяпан») тоже пережил свою виленскю знакомую почти на десятилетие. Польский революционер Феликс Дзержинский, родившийся в 1877 умер в 1926 году. Постановщик первой белоруской труппы, бывший в 1905 году главой крестьянского революционного комитета местечка Майшаголе на Виленщине, Алесь Бурбіс был младше Алаізы Пашкевіч. Он родился в 1885, а умер от туберкулёзного процесса в 1922 году. Мицкевячус-Капсукас родился в 1880, а умер в 1935 году. Из общей картины выделяется лишь Сталин. Он родился в 1879, а умер в 1953. Больше никого из названных чуть выше представить в возрасте 70 лет невозможно.
Что было бы, если бы Цётка умерла на 10 лет позже? Этого мы никогда не узнаем, но кое-что с небольшими натяжками мы сможем реконструировать, если посмотрим на судьбу близкого к ней Алеся Бурбіса. Война забросила его в Москву, где он в 1917 году создал местный комитет БСГ. В 1918 году он стал дипломатическим представителем БНР (существовавшей примерно с 25 марта по 10 декабря), а когда белорусская государственность на советской основе была провозглашена в Смоленске, то он вошёл в редакционную коллегию газеты «Савецкая Беларусь», а в 1921 году вступил в РКП(б). Летом того же 1921 года Бурбіс, бывший дважды арестованным советскими властями Москвы, был назначен на должность заместителя народного комиссара иностранных дел Советской Социалистической Республики Белоруссия, которая была провозглашена в Минске 31 июля 1920 года. В этом качестве, а также как член Центрального Исполнительного Комитета ССРБ он участвовал в выработке Рижского договора а также стал сигнатором Договора об Образовании Союза Советских Социалистических Республик. До своей смерти в 1922 году Бурбіс занимался проблемой обеспечения ССРБ квалифицированными кадрами для послевоенного восстановления и культурной революции.
Трудно предположить, что Цётка в 1918 году не присоединилась бы к БНР. Вероятнее всего, она работала бы в отделе образования этой квазигосударственной организации. Им руководил тогда Вацлаў Іваноўскі, который впоследствии плавно перешёл в оппозицию белорусским трудящимся и их государству. После установления второй немецкой оккупации в 1941 году он стал бить поклоны на порогах гитлеровского наместника Вильгельма Кубе. За это он и был заслуженно убит, ибо очень некрасиво смотрелся один из основателей Беларускай Сацыялістычнай Грамады, который предал и белорусский народ, и социализм, да и всё общество[6] тоже, ведь интересы общественного развития представлял в то время белорусский рабочий класс.
Не нужно думать, что Цётка безоговорочно поддержала бы руководство БНР. Вряд ли она больше нескольких месяцев размышляла бы о возможности оставаться в организации, где с 12 апреля закрепились в Совете такие люди как Скирмунт, Аляксандар Уласаў (находящийся на пике шовинистического помутнения сознания), генерал Кондратович, ксендзы Остромович и Гадлевский.
Можно вполне достоверно утверждать, что сентябрьская кооптация в Совет БНР десяти представителей православного духовенства, четырёх польских патриотов и четырёх кадетов привела бы к разрыву Цёткі и БНР. А дальше Цётка имела все шансы стать (разумеется, после нескольких арестов советскими властями) народным комиссаром просвещения Советской Белоруссии... Увы, это лишь реконструкция, о достоверности которой мы никогда ничего не узнаем.
Первая пролетарская организация Белоруссии, БСДРГ, в апреле 1918 году объединилась с вышедшими из БСГ сторонниками пролетарской линии и образовала БСДП, наиболее последовательные элементы которой, как отмечалось выше, присоединились впоследствии к большевикам.
Рижский мирный договор утвердил основы мироустройства в Центральной Европе на два ближайших десятилетия. Литва как отдельная буржуазная республика утвердилась с аннексированным Виленским краем. На его территории пилсудчиками было создано государство Серединная Литва, финансировавшееся из Польши. Через немного лет эта «польская Донецкая Народная Республика» чудом вернулась в лоно Родины[7]. Под польское господство попал также Лидский край, где жила и похоронена Цётка. Граница Советской Белоруссии, «республики четырёх языков» прошла в сотне километров к востоку. Началось послевоенное восстановление. Стали систематизироваться сведения военной поры. Появились посмертные воспоминания... Я приведу здесь лишь некоторые, выделяющиеся среди прочих лаконизмом.
Станкевічанка от себя и от Янка Купалы.
«Нам было вельмі цяжка развітвацца з Цёткай і з усімі тымі людзьмі, з якімі нас звязвалі доўгія гады супольнай працы, імкненняў, барацьбы. Але іншага выхаду не было, і мы развіталіся і страцілі адны адных, многіх назаўсёды. Доўгі час мы нічога не ведалі і аб найбольш блізкай нам Цётцы. Толькі праз некалькі гадоў, ужо вярнуўшыся ў Мінск як у сталіцу Савецкай Беларусі, мы даведаліся, што Цётка памерла 4 лютага 1916 года. Яна загінула, як салдат на сваім пасту. Мы балюча адчулі страту выдатнай паэтэсы і чалавека, які ўсё жыццё аддаў суроваму служэнню справе вызвалення беларускага народа ад путаў нацыянальнага і сацыяльнага прыгнёту»[8].
Юліяна Вітан-Дубейкаўская:
«Алаіза Пашкевічанка была прыкладам таго, што можа дасягнуць цвёрдая воля і сэрца, поунае любасці да свайго народа. Паўставала часта пытанне, адкуль яна бярэ сілы, каб так жыць, працаваць і вучыцца, калі ейнае здароўе было слабое і пачаткі сухотаў ужо тады падкопвалі ейныя сілы. Аб ей можна сказаць, што яна гарэла, як ахвярная свяча, і свяціла свайму народу да апошняга дня свайго жыцця. Гэтак характарызавала Алёна Бірыч-Л. Алаізу Пашкевічанку-Цётку ў часе нашае гутаркі ў 1926 годзе ў Вільні».[9]
Іларыён Свянціцкі в 1924 году[10]:
«Прыгадаць тут належыць Цётку (Пашкевіч-Кейрыс), якая пражыла ў нас у Львове некалькі гадоў і заўсёды ўносіла ў гурткі, у якіх паяўлялася, асаблівы грамадскі настрой і кірунак думкі... выступала скрозь як заўзятая рэвалюцыянерка, супроць усялякага гнёту і ўсялякай няпраўды.»
Яўген Хлябцэвіч, 1924 год:
«Цётка была бясцэнным дарагім сябрам усіх падпольных таварышаў і крыштальна чыстым чалавекам, што выяўлялася ва ўсіх яе словах, чыннасці і захоплена паэтычнай дзіцячай радасцю, якая запальвала рэволюцыйным агнём усіх, каму здаралася быць у кампаніі з ёю.»[11]
Брат Войцэх Пашкевіч в биографии сестры:
«Усе яе вельмі любілі - за яе бескарысную таварыскую помач: яна дзялілася апошнім кавалкам хлеба з тым, каму была патрэба. Яе альтруізм даходзіў да самазабыцця, і трэба было пільнаваць, каб сама з'ела абед, што мела - усё раздавала».
Продолжать можно недолго, но главное, пожалуй было сказано. Остаётся привести ленинские слова, которые как нельзя кстати суммируют то, чем сейчас может быть актуален политический опыт Пашкевічанкі:
«...Революционеры, не умеющие соединять нелегальные формы борьбы со всеми легальными, являются весьма плохими революционерами. Нетрудно быть революционером тогда, когда революция уже вспыхнула и разгорелась, когда примыкают к революции все и всякие, из простого увлечения, из моды, даже иногда из интересов личной карьеры. <...> Гораздо труднее - и гораздо ценнее - уметь быть революционером, когда еще нет условий для прямой, открытой, действительно массовой, действительно революционной борьбы, уметь отстаивать интересы революции (пропагандистски, агитационно, организационно) в нереволюционных учреждениях, а зачастую и прямо реакционных, в нереволюционной обстановке, среди массы, неспособной немедленно понять необходимость революционного метода действий».[12]
Передо мной, как перед автором (а я надеюсь, и перед читателем тоже) раскрылась классическая в своей ясности биография. Всё, что достигла Цётка, было взято arte et humanitate, labore et scientia - искусством и человеколюбием, трудом и знанием - Алаіза Пашкевічанка не была чужда добродетелей древних. Не была она чужда также современных добродетелей. Ей двигала «осознанная необходимость действовать в ущерб себе, но во благо человечества. Действовать в ущерб себе - это значит действовать в ущерб принятым «нормам», когда всё, к чему должен стремиться современный человек, - это лучшая должность (в смысле более оплачиваемая), почётный статус, больше собственности и т.п. Когда понятие человечности мы будем формулировать не на словах, а своей жизнью и делом доказывая истинность такого отношения».[13]
Исходное издание, глава «Граў бы я многа...». ↩︎
Василий Пихорович, Кто победил во второй мировой войне? ↩︎
Исходное издание, «Замест прадмовы». ↩︎
Татьяна Ступакевич, Цётка - абранніца вечнасці. ↩︎
Здесь дан кириллический вариант, не совпадающий по буквам с надписью на памятнике - Пер. ↩︎
Непереводимая игра слов - один из белорусских переводов слова «общество» то «грамада» - Пер. ↩︎
В польском оригинале незначительной перефразировкой обыгрывается стих Мицкевича из поэмы «Пан Тадеуш»: Tak nas powrócisz cudem na Ojczyzny łono.- Пер. ↩︎
Исходное издание, глава «Граў бы я многа...». ↩︎
Юліяна Вітан-Дубейкаўская, Cor ardens Успаміны пра Цётку - Алаізу Пашкевічанку-Кайрыс. ↩︎
Л. Арабей сообщает белорусский перевод названия книги: «Росквіт культурна-нацыянальнага жыцця Усходняй Беларусі». ↩︎
"Полымя" № 3 (11) за 1924. ↩︎
В. И. Ленин, Детская болезнь «левизны» в коммунизме, ПСС, 5-е изд, т. 41, с. 82 - Пер. ↩︎
Татьяна Мацёха, Свобода личности как осознанная необходимость. ↩︎