История одной курсистки

2015-01-02 Mikołaj Zagorski перевод с польского и белорусского Dominik Jaroszkiewicz (Mikołaj Zagorski, Dominik Jaroszkiewicz)

История одной курсистки

Часть I

Часть II

Часть III

Часть IV

Часть V

Часть VI

Часть VII

Часть VIII

Часть IX

Часть X

Часть XI

Часть XII

[1]

Предисловие к российскому читателю

Покинувшие нас люди, отдавшие нам в наследство лучшие результаты своей деятельности делятся на тех, углубление в чью биографию приводит нас к разочарованиям, и тех, в чью жизнь можно сколько угодно углубляться без боязни разочарований. Бывает, что за фасадом оставленного нам наследства оказываются трухлявые подпорки, за славой обнаруживается мелкая и липкая нечистоплотность. Но есть и другие люди, которые не меркнут на фоне своего наследства, которые сливаются с ним до такой степени, что никакое углубление в их биографию не может разрушить целостность нашего впечатления о них. Про таких можно сказать, что целостность их личности не разрушало никакое действие. Эта целостность личности почти такая же, какой обладают герои детских лет, с той только разницей, что речь идёт о реальных людях, которые жили среди кипящего моря общественной жизни. Именно к таким целостным личностям, столкновение с наследием которых всегда доставляет мне радость, относятся среди прочих Владимир Ленин, Леся Українка и Алаіза Пашкевіч. Их письменное наследие достигает классической ясности, и цельность их жизни заставляет нас вспомнить российского поэта Маяковского:

В курганах книг,

похоронивших стих,

железки строк случайно обнаруживая,

вы

с уважением

ощупывайте их,

как старое,

но грозное оружие.

В начинаемой серии очерков я хотел бы поведать восточному читателю не просто о грозном оружии, а о целом грозном арсенале, о котором уже почти никто не помнит. Моё знакомство с этим арсеналом началось в таких обстоятельствах, что они, пожалуй, концентрируют в себе всю горечь современной белорусской истории. Товарищи попросили меня встретиться с одной белоруской, которая уезжала в эмиграцию и должна была по пути передать им книги с востока. Среди этих книг был и сборник «Цётка», которого никто не просил, но который почему-то оказался в ящике. Проверяя список, белоруска увидела его и, не желая увозить сборник с собой, протянула его мне, безучастливо сказав: «Вось, была ў нас такая. Можа вас зацікавіць». Где-то через неделю я уже читал отдельные стихотворения, а через месяц проштудировал биографический очерк, предваряемый портретом с подписью «Алаіза Пашкевіч (Цётка) (1876-1916)». Теперь, не раз пройдя этот сборник глазами, я не перестаю удивляться тому, как легко можно отказаться даже не от своего национального наследия, а от культурного наследия международного значения. Недавно пришла новость, что та белоруска теперь работает поломойкой в США, избежав инженерного труда в Белоруссии на машиностроительном заводе...

Со случайно подаренного сборника началось моё знакомство с наследием Цёткі. За несколько прошедших лет я старался не пропускать ни одного случая узнать о ней что-то новое. Совсем недавно мне попалась книга из серии «Беларускі Кнігазбор», где была помещена работа Лідзіі Арабей «Стану песьняй»[2], которая помогла собрать известные факты в целостную картину. Вспоминая ранее прочитанные источники, не трудно было по знакомым цитатам сообразить, что эту книгу берут за основу как авторы коротких макулатурных очерков, так и серьёзные исследователи. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и в настоящей серии очерков эта книга взята за основу, в том числе, для хронологической привязки сведений других источников.

Уже в самом первом, случайно попавшем ко мне сборнике, в одном из стихотворений я прочитал:

Можа, хто зь дзетак скруце жалейку -

Ўнучку паломанай ліры -

I так зайграе, што ўсенька зямелька

Пачуе мой водгалас шчыры!

Какая получилась у меня жалейка, тебе оценивать, читатель!

Часть I

Праздник жизни - молодости годы -

Я убил под тяжестью труда

Цётка, зь фоты

Этими словами российского революционного поэта Некрасова можно описать и молодость нашей героини.

Алаіза Сьцяпанаўна Пашкевіч[3] родилась 15 июля[4] 1876 года (григорианского календаря) на фольварке[5] Пешчын[6], который также упоминается как «вёска Пяшчаны»[7]. Как и Дзержинский, она имела несколько сестёр и братьев, и согласно тогдашнему имперскому праву, относилась к католической конфессии. Точно так же, по праву рождения, она имела то, что в Российской империи назвалось «права состояния», т. е. относилась к шляхте. Впрочем, когда мы читаем, что «бацькі яе былі беднымі сялянамі»[8], то это не натяжка позднейших авторов. Это тоже была правда, но уже не юридическая, а хозяйственная. Семья Пашкевічанкі[9] жила тяжёлым земледельческим трудом, но, как нетрудно догадаться, это не всегда обеспечивало даже ежедневный стол. От отцовского рода достался земельный надел в несколько гектар, разделённый на два фольварка, и приусадебные земли в деревне Стары Двор. При тогдашней производительности аграрного труда этого не всегда хватало на прокорм, а ещё надо принять во внимание то, что было «семеро с ложкой, один с сошкой». Это не просто повторение великорусской пословицы, а реальный факт: в 1878 году с хозяйства жили, помимо Алоизиных деда и бабки по отцовской линии, она сама, её мать, нянька и двое старших детей. Для обработки надела иногда привлекались батраки, но это не всегда спасало положение, поскольку даже при изнуряющем труде всех членов семьи с надела не всегда удавалось собрать столько, чтобы после платы батракам себе оставалось вдоволь. Стоит помнить и то, что монархия Романовых знала периодические неурожаи, которые приводили к массовому голоду, который больше чем в половине случаев приводил к резкому увеличению смертности. Поэтому случалось, что батракам приходилось довольствоваться уже тем, что они не пухли от голода. В такие годы и стол хозяев не прогибался под тяжестью еды.

А. К. Саврасов, Скоро весна (сельский вид 1880-х)

*А. К. Саврасов, Скоро весна (сельский вид 1880-х)

В отличие от картины, фольварк Тарэсін располагался в лесу.*

Алаіза вместе с младшим братом до 10 лет прожила у деда в фольварке Тэрэсін (Тарэсін). Отправка детей на менее людные наделы широко практиковалась в то время. Такие отправки, аналогичные «дзядзькаванню[10]», практиковались не из романтических, а из вполне хозяйственных соображений: родители не успевали заниматься земледельческой работой и одновременно даже минимально обслуживать несамостоятельных детей. Сейчас легко романтизировать ушедшие в прошлое формы деятельности и видеть едва ли не основу твёрдого католического мировоззрения в зимних рассказах бабки[11], но реальность была куда проще: голодные дни и морозные зимние ночи, которые разбавлялись соприкосновением с иллюзорными формами всеобщности в действительной (искусство) или недействительной (религия) форме. Народное творчество было единственным лучом свободы в этом в царстве неотступной нужды. От няньки Ягаси[12] Алаіза слышала много сказок, которые пробуждали продуктивное воображение[13] и желание создавать свои сюжеты. Своими новыми сюжетами она могла как загнать своих друзей буквально под лавку, так и пробудить в них любопытство к тем местам, с которыми связывались эти фантастические рассказы. Фольклорные сюжеты, которые захватывали в детстве, Цётка изучала и позднее, уже на основе глубокого и всестороннего филологического взгляда. Окно в царство свободы захватило внимание будущей поэтессы, и даже сейчас можно только радоваться за то, что на всю жизнь она сохранила потребность заглядывать в него. Эта здоровая привычка тем более удивительна нашему современнику, что вся организация современного школьного дела способствует её вытравливанию. Под давлением обстоятельств мы теряем понимание сродства искусства в любой его форме законам нашего мышления, по своей природе ориентированного на истину. А капиталистическая действительность, по немецкому выражению, железным законом отучает нас от ориентации на адекватность мышления. Что же такое противостояло в жизни Пашкевічанкі тем тенденциям, которые для нас пресекают тягу к искусству? Какие заботы, пройдя по её жизни, оставили для неё открытым родник накопленного опыта в концентрированной форме? Почти ежедневно затевались детские игры, ежедневно приходилось помогать по хозяйству няньке и бабке. Из общего циклического хода сельской жизни выделялись некие «большие задачи». Для нашего современника такой задачей может быть покупка личного вертолёта или квартиры, а в 1880-х такой «большой задачей» для многих была настилка деревянного пола. Чтобы проникнуться той эпохой, нужно только вдуматься в весь цикл работ от подбора дерева до его доставки, распиливания и строгания для выравнивания. Ещё требовалось доставать семена и сельскохозяйственные инструменты. Это, конечно, не относилось к «большим задачам», но разрывало замкнутость фольварочного мирка и позволяло задуматься о порядках во внешнем мире. А порядки были такие, что использовать преимущества шляхетского звания и просторного надела Пашкевічу было непросто. Фактически конъюнктура била его не хуже, чем живущих по соседству крестьян. Разговоры о качестве и цене семян, об объёмах и способах обработки земли иногда даже почти без осмысления ложились в память Алаізы. Вопреки всяким романтизациям, аккуратно появляющимся к тому моменту, когда живых свидетелей событий не остаётся, действительность формировала у нее не католическое, а классовое крестьянское мировоззрение. По условиям своей жизни она была связана с земледельческим трудом, и некоторое преимущество отца перед соседским крестьянством не отдаляло, а приближало Алаізу к пониманию трудовой жизни. Если говорить точнее, то наверняка самое сильное впечатление оставила зыбкость шляхетского преимущества, которое превращалось в юридическую пародию на реальные условия жизни. А это заставляло цепляться за трудовую жизнь, планировать упорный и взвешенный натиск на препятствия по пути к цели. Поэтому неудивительно, что с «панами» шляхтянка Цётка и в детстве, и позднее в городах встречалась всегда как представительница другого, в свой основе враждебного им классового взгляда.

Когда в 1886 году на фольварке померла бабка Пашкевічанкі, стало ясно, что вести хозяйство на троих собственными силами деда и его внуков не получится. Алаіза со знанием польской грамоты, догматов католицизма и фольклорных сказок переезжает на 8 лет к своякам в Высокі Двор. Там продолжилась её трудовая жизнь: прополка посевов, уход за коровами, уборка дома. А вскоре Алаіза достигла такого возраста, по достижению которого отец обычно начинал подготовку детей к приёму в образовательные заведения.

Сьцяпан Пашкевіч никогда не смотрел на жизнь широко. Он рассчитывал на то, что шляхетское звание поможет детям выпрыгнуть из нужды и недостатка. Старожитный шляхетский аргумент «мы не хуже», вероятнее всего, был самым дальним его мотивом. Сыновей он хотел отправить в офицеры, а дочерей отдать не абы кому, а твёрдо стоящим в жизни женихам. Так он описывал чаще всего чиновников губернского уровня, хотя и понимал гнилую основу их благополучия.

Чтобы дать детям возможность кому попасть в офицеры, а кому найти женихов повыше званием, отец рассчитывал дать им образование, которое подкрепит шляхетское положение. Для подготовки к поступлению в разные заведения из дохода имения он регулярно уделял всем детям в свой час на домашних учителей, а потом и на обустройство при выбранном учебном заведении. А выбирали разное. Например, Стэфанія поехала в Гродно, где получала квалификацию агронома. Войцах в полном согласии с мечтами отца выбрал офицерскую школу в Вильне, а на момент его выбора там же, только в реальном училище, уже проходила курс Марыя.

О домашних учителях сохранились некоторые сведения. Среди них были гимназисты и студенты, отставные сельские учителя («дарэктары»), «аспірант на ксяндза» Антон Заремба[14] и подрабатывавшая по педагогической части Вера Татищева[15]. Грамматику первоначально учили как польскую, так и русскую, но когда отец получше узнал о языковой политике царизма в сфере образования, то, конечно, стал больше платить за репетиторов по русской грамматике. Братья и сёстры позднее вспоминали, что Алаіза осваивала абстракции хорошо и умела применять полученные знания не только в жизни, но и в специальных хитрых задачах. В мечтах братьев и сестёр её взрослую почти единогласно назначили телеграфисткой, поскольку никакой другой достойной работы для хорошо образованной женщины не могли придумать.

По мере знакомства с человеческой культурой через репетиторов Алаіза не только расширяла свои знания о мире, но и начинала задумываться о тех католических представлениях, которые она усвоила от бабки. Лідзія Арабей в документальной повести «Стану песьняй» очень метко сопоставляет обычную при первом причастии просьбу ксёндза не мучать кота и то море людских мук, которое уже в детстве не могло укрыться от сознания Пашкевічанкі. К этому морю ксёндз был в лучшем случае безразличен, в худшем - он обосновывал незыблемость его существования всеми известными ему доводами.

Наверное при упорном постижении новых знаний и соотнесении их с изнуряющим аграрным трудом появляется у Алаізы Идеал. В отличие от современных политиков, она убеждалась в ходе всей своей жизни, что желаемый результат достижим только при упорном труде, будь то земледельческая или культурная работа, будь то результат на твоём столе или в мыслях товарищей. Хорошо развитое образное мышление требовало дать дальний результат деятельности в определённой форме, и тогда, ещё не зная категории «идеал», молодая девушка начинает вырабатывать его образ. Идеал вырабатывался Цёткай как результат реального движения, и это его практичное понимание не только сблизило её при политическом самоопределении с СДКПиЛ-РСДРП[16], но и позволило в ядре «кретинизма сельской жизни» разглядеть возможности его революционизации, наметить пути практического освоения забитым крестьянством всей человеческой культуры, пути эмансипации белоруса в человека.

Чтобы изжить из жизни постоянные нехватки то одного, то другого, - то еды, то досок, то платья, то стёкол, то денег - нужно добыть знание и научится им пользоваться: отличать деревья при валке, отличать по качеству сталь инструментов, выбирать ткань для платья по прочности, провести сев по климатическому расчёту или совместными усилиями остановить обнаглевшего угрожающего захватом земель магната. Добыть знание и применить его. Идеал этот формировался изначально «для себя», но позднее девушка обрела понимание, что идеал не Идеал, если он не обладает всеобщей необходимостью. Идеал не Идеал, если он не для всех, кто может и хочет освободиться от всестороннего экономического гнёта, которому на пользу и безграмотность, и разобщённость. Общественная жизнь как «раскрытая книга диалектики» ставила много непростых вопросов перед совсем молодой девушкой, которая очень рано поняла цену расплаты за неверное направление мысли. Именно функцией, пробуждаемой в таких непростых условиях, и является мышление, современных форм которого потому и лишены господствующие классы. Но кроме того, что мышление является функцией напряжённых обстоятельств жизни, оно ещё имеет свои культурные основания как идеальный феномен. И эти основания нужно усваивать, добывать своими усилиями в окружающей действительности. А добыв эти основания, можно уже и просвечивать возникающие проблемы, обретая понимание, что этим просвещаешь ближнего. Не зря слова Просвещение и рентген-аппарат[17] так похожи. Способность просвечивать насквозь вещи, но не материальные, а идеальные, была более чем нужна в непростой жизни белорусского крестьянства.

Проблема происхождения классового антагонизма и путей его коренного устранения была сто сорок лет назад не менее актуальной, чем сейчас. Вековой панский гнёт, даже утративший феодальные формы, тем не менее, оставлял большой простор для крестьянского голода, арендной кабалы, земельных захватов и прочей финансовой и административной игры на жизненных потребностях крестьянства.

Менее остро, чем классовый антагонизм, зато более неотступно, стояла проблема национального угнетения. Ещё в 1850-х годах даже среди местной интеллигенции не было сколь-либо широкого понимания того, что край со своей устной и письменной языковой традицией, существенно отличающейся от соседских, может рассматриваться как нация. Хотя языковая общность была наследием давних экономических связей, единство белорусских земель под ярмом монархии Романовых обеспечивало возможность актуализации этой общности как с хозяйственной стороны, так и с идеологической. Причём идеологическая актуализация белорусского единства в условиях национальной политики царизма могла быть только демократической. А пока в Белоруссии не завелись свои идеологи, местное население, говорившее на одном языке, относило себя к полякам или великороссам по признаку конфессии. Обе тенденции требовали от безграмотного населения края приспосабливаться к чужим языкам, нивелировать свою целостную местную культуру под завезённый шаблон. Обе тенденции использовались российской и польской шляхтой для узаконивания своего гнёта. Если марксистский взгляд учит нас ориентироваться на хозяйственную эффективность белорусского края, то как полонизация, так и рутенизация не давала надежды на приобщение к демократической культуре, на передовую экономическую организацию. Полонизация или русификация проводилась преимущественно клерикальной шляхтой - самым реакционным общественным слоем. Оставался выход - своими белорусскими силами, снимая своё культурное наследие, создавать свою демократическую культуру на основании усвоения лучшего международного опыта. Но сторонники такого пути развития появились в Белоруссии не в 1850-х, а на полвека позднее. И к тому же они часто забывали, что национальное существование - это органичная форма буржуазного существования. И потому белорусскую культуру ab ovo ждало разрывающее противоречие широкого демократического содержания и местной национальной формы. Но об этом стоит упомянуть позднее, а пока вернёмся в 1880-е.

Ничего особого нет в том, что как до появления своих идеологов в Белоруссии, так и после него, очень непросто разнимались в предметной абстракции национальное и классовое угнетение. Не очень упростилась эта проблема и из-за того, что в положенный час среди белорусов стали появляться те, кто смог подняться до научного осмысления общественной ситуации, представители практического материализма. Экономическая основа национального унижения и классового угнетения может быть познана из общего корня, и потому без материалистического понимания человеческой предыстории даже верные политические линии в новых условиях могли и могут иметь продолжение в откровенном предательстве своего классового или национального движения. Эта непростая политическая и теоретическая диалектика уже поджидала будущую курсистку, когда отец решил не ограничивать её культурный багаж католическим сборниками, на которых она училась читать.

«Дарэктары» рассказывали Сьцяпану Пашкевічу и о заведениях мужского и женского образования. Кто-то из них посоветовал своей способной ученице училище Веры Прозоровой[18], которое пользовалось «крамольніцкай» репутацией. Отец согласился, что выбирать придётся из виленских заведений, и потому в 16 лет отправил Алаізу к сестре Марыі, которая уже жила там с мужем. С ней же отправили и Войцаха, который тоже должен был готовиться к поступлению на военное обучение.

Марыя Пашкевіч (~1903 г.)

Марыя Пашкевіч (~1903 г.)

В Вильне Алаіза узнаёт о программах женских образовательных заведений и пытается освоится с необходимым для экзаменов минимумом знаний. Итак, девушка в 16-17 лет пытается добыть просвещение[19]. Это желание рассматривалось имперским правом как хотя и возможное, но едва ли не предосудительное. Женское образование было полностью отдано в руки частных инициатив, а государственный аппарат если и был некоторое время нейтрален по отношению к женскому образованию в правовом отношении, то фактически лишь подавлял и ограничивал его. Например действовавший уже несколько лет «Циркуляр о кухаркиных детях»[20] ограничивал возможность поступления в гимназии и женские училища тех, кто не мог предъявить «права состояния» или справку о наличии средств для оплаты всего гимназического курса. В нашем случае проблемой было не предъявление прав состояния, а необходимость обставить заявление о поступлении эффектным образом. Подозрения о финансовой несостоятельности поступающей ни в коем случае не должны были возникать в канцелярии, ведь фактически и экономически (а не юридически) поступала не шляхтянка, а крестьянка-середнячка. К счастью, Алаізе удалось приобрести такую одежду, чтобы в ней можно было, не вызывая подозрений, предъявить в канцелярии «права состояния». Такова ирония истории, что «права состояния» который раз оказывались использованы для того, чтобы бороться за то общество, где как «права состояния», так и имущественные права не могли бы быть препятствием для свободной (со знанием дела) трудовой творческой деятельности каждого. Что-то подсказывает, что это вообще единственное разумное применение «прав состояния».

Помимо успешных экзаменов для принятия в училище, требовалось разрешение отца. Если женщина в имперском праве могла обретать почти полную правосубъектность, то разве только как вдова. Чиновники царизма подразумевали иметь в союзниках отцовское самодурство, но в нашем случае эта созданная ими трудность оказалась формальной. Подтвердив в канцелярии соблюдение всех требований к поступающим и пройдя экзамены, Алаіза поступает в 4 класс. Это был 1897 год.

В политическом торге самодержавия и буржуазии «всемилостивое высочайшее разрешение» женского образования представлялось само по себе настолько деятельным актом, что другую «половину» забот о женском образовании чиновники переложили на различные добровольные общества содействия женскому образованию. Им предложили покрывать затраты на выкуп и содержание зданий, на наем преподавателей, на снабжение заведений литературой, оборудованием и методиками учебной работы. Царизм же получал право диктовать учебные программы, закрывать женские училища, гимназии и курсы без обязательства раскрывать реальные причины подобных решений. Одни получали возможность изворачиваться, другие могли без лишних объяснений делать почти бесполезными усилия энтузиастов просвещения.

Итак, ближайшими целями 18-летней Алаізы Пашкевіч на 1897 год были такие: покупка комплекта учебников, покупка хотя бы одного, а позднее - и второго (на время стирки и починки) комплекта гимназической формы, а кроме того, самое главное, получение денег на оплату обучения сверх пособия от отца, которого не хватало на всё. Многие ли из нас имели такие цели в 18 лет? И если эти цели кажутся нам неблизкими, то это только потому, что в центре и на востоке Европы победило то дело, которому посвятила свою жизнь Цётка - дело социалистического переустройства всего общественного здания. От этой победы, правда, уже мало что осталось даже в Белоруссии. Поэтому, если у читателя есть дети, то пусть он расскажет им историю виленской гимназистки, а уж они, если чему и удивятся, то только тому, что ей всё-таки удалось дойти до своей первой цели. Ведь в отношении жилья и еды они вместе с жившей в Вильне старшей сестрой были почти целиком предоставлены сами себе. Хотя стол часто не был пуст, своей доли дохода требовали хозяева квартиры, а муж сестры не был ни крупным банкиром, ни оборотистым купцом. Поэтому в дни без занятий приходилось искать заработки: репетиторство, переводы, шитьё и пр. Была и ещё одна возможность иметь тот же доход за меньшее время, которую ни Цётка, ни кто-либо из её окружения никогда не использовали.

О том, что желание получить документ о высшем образовании может быть причинной профессионального становления проституток, мне пришлось узнать несколько лет назад на примере латышек. Как позднее выяснилось, из этого источника дохода черпают и польки. В Британии подобный заработок имеют также великороски[21] и чешки. Но, может быть, этому нет альтернатив? Альтернативы есть, и именно потому, что они есть, Цётка, окончив курс четвёртого, пятого и шестого классов гимназии, выезжает через три года на учительскую работу в сельскую местность. Зарабатывать на жильё и обучение больше не получается. Выматывающими заработками подорвано здоровье, но дух не сломлен.

В Вильне Алаіза впервые встречается со страшным вердиктом врача:«захварэла на сухоты»[22]. Туберкулёз в то время не мог быть излечен, да и сейчас его лечение требует настойчивости и немалой выдержки как врача, так и больного. Поэтому в медицинском заключении врач пишет, что нужна более спокойная работа. Подав прошение куда надо, гимназистка получает направление на сельскую учительскую работу без удостоверения о полном курсе. Учительская работа - это ещё и первый реальный шаг к Идеалу, к тому, чтобы разогнать тьму над Белоруссией и начать эмансипацию белоруса в человека в тесном союзе с освободительной борьбой трудящихся классов соседних и дальних народов. Эта борьба идёт где-то рядом. В том же здании, что и училище Прозоровой, располагался клуб рабочих железной дороги. В самом же училище преподавали некоторые люди, которые не только критически, но и непримиримо были настроены по отношению к царизму. Кроме того, не без внимания гимназисток оказываются и политические процессы - через знакомых они узнают о работе PPS[23] и SDKPiL, о социалистических учениях и теориях. Поэтому за несколько лет обучения Алаіза Пашкевіч уже выработала понимание того, с какой стороны нужно осознать те факты сельской жизни, которые откроются ей при учительской работе. Впрочем, никакого ясного политического сознания в гимназии было невозможно получить. Просто потому, что даже самые враждебные к царизму преподаватели его и сами не имели. А вот некоторые предпосылки для научного осмысления общественной жизни они во многих ученицах заложили, но совершенно стихийно и без всякого понимания.

В. Маковский «В сельской школе», 1883 (Центральная Россия)

В. Маковский «В сельской школе», 1883 (Центральная Россия)

Итак, после многолетней забитости и трудов наконец-то живое дело, Практика. Именно такой, практикой с заглавной буквы была учительская работа осенью 1897 года для двадцатилетней гимназистки. И ещё раз крестьянство. Ещё раз нужда и самодурство властей. Но уже и небольшой доход и относительный отдых после Вильны. И ещё раз ложатся детские картины на уже поумневший взгляд. Совершенно по-новому воспринимается женская жизнь, когда приходится приглашать на занятия детей у неграмотных и переутомлённых матерей, когда видишь их больного от переработок или пьянства отца. Католические представления улетучиваются в таких условиях быстрее диэтилового эфира. Такой порядок установлен не богом, а людьми. Лишь их делами он создан, лишь ими же он может быть изменён. А для этого - образование, освоение народом общей и политической культуры. Так по итогам разговоров в гимназических кружках представлялась линия на борьбу с тем морем людских мук, которое не хотел замечать ксёндз, трогательно заботившийся о котах в своих вопросах во время первого причастия.

Вряд ли Пашкевічанка во время своей первой учительской работы понимала значение своей эпохи для судеб человечества. Она не знала, что во время её школьной работы 1 марта 1898 года в какой-то сотне километров от её родных мест открылся I (минский) съезд РСДРП. А если бы она и была посвящена в эту тайну, то и это всё равно бы не помогло пониманию значения исторического момента. Да и сами участники Съезда тоже не сразу поняли значение своего небольшого собрания.

Как работалось в то время в школе? С одной стороны всё, что было связано с письменностью, преподавалось по российской норме. Тяжело давалась детям чужеродная грамматика и трудно осваивалась лексика, содержавшая множество не употребляемых и просто непонятных слов, которых они никогда не слышали дома или на улице. С другой стороны, тогдашняя школа по историческим потребностям эпохи, по возрастанию роли буржуазии и пролетариата не могла оставаться, как несколько ранее или в наше время, инструментом культурной деградации. Поэтому если сейчас школьное сообщество охотно подчиняется самым бессмысленным, отупляющим и мелочным постановлениям министерства и общеевропейских ведомств, то всего сто лет назад ситуация отличалась в лучшую сторону. Прогрессивная, т. е. противодействующая царизму прямо или косвенно, открыто или тайно, часть педагогического корпуса в западных губерниях достигала 20% от общей численности занятых на должности сельского школьного учителя. Эти педагоги хорошо знали, что любую формальность можно профанировать и достигали в этом искусстве иногда поистине потрясающих основы самодержавия результатов. Хотя это и несло немалый политический и уголовный риск, профанация мероприятий царизма была тогда тем легче, что для честной преданности царизму надо просто было отказаться от мышления на сколь-либо долговременную перспективу. Ведь в то время самодержавие отвергало даже самые умеренные требования педагогов, не исключая и те, которые касались больше не содержания, а форм учебного процесса. Эпическая картина той эпохи с учительской стороны дана Якубом Коласом в классической трилогии «На ростанях»[24]. К разработке педагогической темы в литературе он приступал несколько раз и не только в форме прозы. В 1909 году Колас написал стихотворение, тема которого могла быть вдохновлена и учительским опытом нашей героини:

ШКОЛЬНАЯ РАБОТНІЦА

На краю сяла глухога

Паміж ліп разложных

Прытуліўся дом убога,

Як жабрак набожны.

Пахілілася гарожа,

Ў дзірах дах зіяе...

Непрытульна, непрыгожа

Школка выглядае!

Насцеж зяўраюць вароты,

Чуць ліпяць і дзверцы.

Дзве бярозкі, як сіроты,

Гінуць ў паняверцы.

Ціха. Ночка. Нічагутка

Навакол не дрогне,

Хіба толькі дах ціхутка,

Як стары, застогне.

Вёска спіць - пара глухая,

Позняя часіна.

Не спіць толькі маладая

У школцы дзяўчына.

Свеціць лямпа перад ёю,

Ціха, бы ў магіле.

Многа працы ёй з дзятвою,

Каб разняць ім крылле,

Каб разблытаць з павуціны

Разумок дзіцячы.

Ды не страшны для дзяўчыны

Трудныя задачы.

Хоць над ёю цьма глухая

I вісіць абухам,

Ды дзяўчына маладая

Не падае духам.

Вучыць дзетак з дня ў дзянёчак,

Кніжкі ім чытае,

Раскатурхаць разумочак

Дзеткам памагае.

Рада радасцю дзяцінай,

Смутна іх бядою.

Не нацешацца дзяўчынай

Дзеткі маладою.

Так у цяжкай тэй рабоце

Траціць дні дзявочы,

Каб галоце і бядоце

Цьму рассеяць ночы.

Сцішна ў вёсцы. Думка-смута

Часта душу томіць,

I часамі боль зло-люта

Ў сэрцы загамоніць,

I агорне журба нейка,

Няміла нічога,

I не знойдзеш чалавека

Чулага, жывога...

Поп і пісар - чужаніцы,

Іх свая дарога:

Рвуць, як могуць, ад дурніцы,

Мужыка сляпога.

Цяжка, беднай, ёй часамі:

«Власти» насядаюць,

Поп і земскі з пісарамі

Скрыва паглядаюць

На дзявочыя старанні,

На яе работу.

Толькі ж вера ў сілу знання

Ёй дае ахвоты.

Цёмна ў вёсцы, беспрасветна.

Цяжка, цяжка школе.

Ды праз школу непрыкметна

Прыйдзе шчасце-воля.

Не загінуць край і людзі,

Пасынкі народу,

Калі ў краі гэтым будзе

Ззяць прамень свабоды.

Примерно в таких условиях и с таким настроением проходит год учительской работы. Это было самое длительное время учительской работы Пашкевічанкі, а к этой работе она несомненно имела и склонности, и способности.

1900 год готовил изменения в политическом ландшафте Вильны. Начинает выходить ленинская «Искра». В Вильне появляется первый агент «Искры» - учитель Іван Кірылавіч Касяк[25]. Он был одним из первых белорусов, кто освоил научный коммунизм, и потому понял тесную связь общего и политического просвещения в Белоруссии. Работая в двадцати километрах от центра в местечке Лентварис[26], он распространяет газету в Вильне в учительской среде и среди семинаристов учительской семинарии. Іван Кірылавіч неоднократно давал приют Якубу Коласу, который был его другом, коллегой по профессии и проявлял интерес к научной политической экономии. Кроме того, они вместе работали над преодолением своих народнических иллюзий. Как искровский агент Касяк позднее поддерживал связь с виленской группой РСДРП[27], с СДКПиЛ[28] и с литовской демократической группой LSDP[29] в которой работал Мицкявичюс-Капсукас[30], был знаком с литовским филологом Басановичем[31], который занимался кодификацией литовского языка. Эти же знакомства ожидают героиню наших очерков через четыре года.

В 1899 году с обогащённым опытом Алаіза Пашкевіч возвращается после учительской работы и лечения в Вильну, где дозарабатывает на жильё, еду и окончание 7 класса гимназии. В 1901 году по итогам занятий она получает свидетельство об освоении полного гимназического курса и свидетельство о возможности работать домашним учителем арифметики. Последнее свидетельство пригодилось почти сразу. В 1901-1902 годах Алаіза работала домашним учителем арифметики и параллельно готовилась к экзаменам на Высшие женские курсы, на которые уже откладывала накопления.

Интересно что в виленской мужской гимназии примерно в эти же годы примерно такую же по оценкам матуру[32] получил ещё один выдающийся человек, прославивший Польшу и Белоруссию - Феликс Дзержинский[33]. Сравним результаты их гимназических занятий.

Алоиза Пашкевич

5 июня 1901 года

Феликс Дзержинский

1895 год

Закон божий - хорошо

российская словесность и язык - удовлетворительно

французский язык - удовлетворительно

геометрия - удовлетворительно

алгебра - удовлетворительно

российская и всеобщая история - удовлетворительно

физика - удовлетворительно

гигиена - хорошо

Закон божий - хорошо

российская словесность и язык - неудовлетворительно

французский язык - удовлетворительно

геометрия - удовлетворительно

алгебра - удовлетворительно

российская и всеобщая история - удовлетворительно

физика - удовлетворительно

греческий язык - неудовлетворительно

логика - удовлетворительно

латинский язык - удовлетворительно

математическая география - удовлетворительно

Вывод напрашивается сам собой - преподаватели женского училища сработали на «удовлетворительно». Точно так же сработали и преподаватели мужской гимназии. Видимо, почти всё учительство в Вильне не отличалась профессиональной пригодностью и вело работу стихийно. Подобные приведённым матуры мы сейчас рассматриваем как свидетельство того, что их получатель не поддался схоластике и сохранил живость ума[34]. Обилие формулировок «удовлетворительно» не помешало нашим героям освоить такую сложную теоретическую систему, как научная политическая экономия или теорию партийной организации, которая является самой дальней от основ и самой важной сферой приложения практического материализма. На основании каких источников осваивались разные отрасли научного коммунизма участниками освободительного движения в Вильне?

Основные источники по социалистической теории были в Вильне начала прошлого века польскими. Читать на польском Алаіза научилась ещё в от бабки. Российское влияние в тогдашней Вильне было не очень сильным. Работы Чернышевского и Добролюбова спустя почти сорок лет почти не воспринимались как источник методологии решения актуальных проблем. Хотя некоторые их публицистические и художественные работы распространялись в польском переводе, а «Что делать?» было доступно ещё и в оригинале. В Вильну проникали польские переводы работ Маркса и Энгельса, а российские переводы группы Плеханова обычно оседали восточнее. Как и работы Чернышевского и Добролюбова, работы Маркса и Энгельса находили в первое десятилетие лишь ограниченный спрос, поскольку теоретические проблемы местные социалисты хотели решать подручными средствами. Из методологической кустарщины далеко не всех вырывала необходимость споров с народниками или представителями PPS. Но как давление царизма, так и самокритичное углубление в сущность стоящих задач, заставляло снова и снова пересматривать основы своей деятельности. Уже на протяжении 1890-х годов всё же, как минимум, в области политических выводов, материалистическая диалектика смогла одолеть среди заметных в освободительном движении групп теоретическую мешанину дешёвых популяризаторов социализма типа Лассаля. Против упрощения и авантюризма в теории и в политике вели работу остатки разгромленной «Международной социально-революционной партии „Пролетариат"»[35], некогда возглавлявшейся Людвиком Варыньским. Даже после его смерти и серии провалов 1886 года, оставшиеся на свободе товарищи уже в 1888 году создали новую организацию. А в 1893 году вместе с Социал-демократией Королевства Польского (СДКП, SDKP) образуется и её виленский комитет на основе кадров „Пролетариата". В августе 1900 года на II съезде при поддержке литовских интернационалистов и по инициативе Дзержинского СДКП преобразовалась в Социал-демократию Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ, SDKPiL).

За год до возвращения курсистки виленский комитет СДКПиЛ налаживает поступление нелегальной литературы. Некоторые его члены ищут рычаги влияния на клуб железнодорожников, помещавшийся по одному адресу с гимназией Прозоровой. Рабочий клуб, с деятельностью которого Цётка познакомилась во время пребывания в Вильне, несомненно, углубил её политическое образование если не прямо, то уж косвенно. В историческом масштабе росло значение и мощь пролетариата. Экономический процесс находил продолжение и в сфере сознания. Это было время первого подъёма рабочего движения в Литве. Оптимистический и боевой настрой рабочих, чуждых эффектному позированию, заставлял задуматься о путях социалистического преобразования как северо-западного[36], так и привисленского[37] края.

Эти мысли совсем по другому воспринимались тогда, когда отец полностью поддержал план поступления на Высшие женские курсы. Дорога к ним была приоткрыта с получением свидетельств, о которых упоминалось выше. Но Высшие женские курсы, которые могли организовываться в университетских городах, по политическим причинам было невозможно открыть, скажем, в Варшаве. Оставались далёкие, но разрешённые царизмом курсы в Петербурге или Киеве. Казанские курсы как чрезмерно далёкие не рассматривались. Неудача поступления на киевские курсы могла бы обесценить дорогую поездку. Поэтому, выслушав рекомендации знакомых, Цётка решила ехать в столицу, где можно было подать заявления в канцелярии разных курсов. Пришлось узнавать не только состояние и возможности разных курсов, но и столичные цены на жильё и одежду, цену на билеты от Вильны, примерное содержание экзаменов Высших женских курсов, необходимые формы родительского и административного разрешения. Как только сведения и документы были собраны, Алаіза Пашкевіч выехала из Вильны в столицу.

Анна Виноградова, портрет без названия. Угадывается сходство с героиней нашего очерка.

Анна Виноградова, портрет без названия. Угадывается сходство с героиней нашего очерка.

Если представится возможность выбирать курсы, думала Алаіза, то нужно сделать выбор по двум критериям: по политическому и финансовому[38]. Первый мог на какое-то время затмить последний, но не отменить его. В чём заключался политический мотив? Он заключался в ясном понимании того, что просвещение не просвещение, если тот, кого коснулся свет не стал светить другим. Для некоторых людей того времени, для тех, кто стремился к всестороннему развитию, было очень естественно, что общее образование рассматривалось как инструмент образования политического.

Биографы до сих пор не установили, случился ли в жизни Пашкевічанкі выбор, но летом 1902 года она наконец-то смогла поступить на Высшие женские педагогические курсы физического воспитания[39]. Если бы этот выбор был сделан, то и тогда бы было трудно установить по какому критерию. Принявшие заявление курсы отличались как достаточно низкой платой за обучение так и безупречной нравственной атмосферой. Кроме того, канцелярия курсов была не особо требовательна к матурам, и поэтому мы почти теряем всякую надежду выяснить причины жизненной встречи курсов и Пашкевічанкі.

Организовавший курсы Пётр Францевич Лесгафт, был человеком демократических убеждений, а кроме того - профессионалом высокого уровня и умелым лектором. Помимо профессиональных знаний, он умел как через свои занятия, так и через отношения в преподавательском корпусе воспроизвести в курсистках поддерживаемую в преподавательском коллективе атмосферу высокой нравственной требовательности и деятельного гуманизма. Разумеется, даже начав с поиска путей разрешения чисто профессиональных проблем, было очень трудно удержаться впоследствии от конфликтов с самодержавием, от понимания его систематической и неотъемлемой тормозящей роли в общественной жизни. И Пётр Францевич Лесгафт был руководителем такого типа, который конфликтов с самодержавием не боялся. Его не очень смущало даже то, что большинство курсисток руководимых им курсов имели свои карточки в тайной картотеке «неблагонадёжных лиц» политической полиции. В периоды полного превосходства контрреволюции над освободительным движением Лесгафт умел играть на конфликтах интересов разных группировок царской администрации, а в периоды революционного оживления он и подавно не скрывал своих убеждений. О том, что его личное мужество находило дружный многоголосный отклик, свидетельствуют такие факты, которые также полностью объясняют то, какая нравственная атмосфера могла привлечь Цётку именно в это заведение. Официальная историческая справка о курсах П. Ф. Лесгафта сообщает нам, что они, «как и все высшие учебные заведения Петербурга, в начале 1905 года в знак протеста против произвола царских властей, расстрелявших демонстрацию трудящихся столицы 9 января, прекратили занятия: студенчество объявило забастовку до следующего учебного года. В 1906 году Лесгафт преобразовал Курсы в Вольную высшую школу, практически ставшую первым общественным университетом России. Здесь было уже три факультета: педагогический (физического образования), исторический (социальный) и биологический. На Курсах стали заниматься не только женщины, но и мужчины, главным образом, представители демократической интеллигенции.

В 1907/08 учебном году было подано более трех тысяч заявлений с просьбой о приёме, но за революционную деятельность осенью 1907 года школа была закрыта.

После смерти П.Ф.Лесгафта в 1909 году его ученики и последователи добились в 1910 году разрешения на открытие Высших курсов. Структура их включала в себя общеобразовательный двухгодичный факультет, затем следовало распределение студентов на три специальных факультета - физического образования, естествознания и исторический. Общий срок обучения составлял четыре года».[40]

Полезно посмотреть на список тех дисциплин, которые преподавались на курсах. Это история литературы, мировая история, физика, химия, астрономия и математика. По сути образование, которое давали на курсах, было политехническим или, говоря более простым языком, беспрофессиональным. Выпускницы лишь получали свидетельство о возможности работать в сфере физического воспитания, но фактически они могли заниматься самой разнообразной умственной работой от переводческой до инженерной.

Перечень научных дисциплин лишь показывает возможность организации политехнического образования, но никогда не скажет о том, получилось ли провести принципы политехнизма в жизнь. А у Петра Лесгафта это получилось. В разной литературе о курсах часто приводят характерный пример с анатомическим вскрытием. Идёт занятие анатомией, и Пётр Францевич обращает внимание курсисток помимо расположения внутренних органов, ещё и на их состояние. Вот разрушившиеся кости грузчика, который умер в сорок с небольшим лет (видите, какая эррозия в суставах? Она причиняла сильную боль при жизни). Вот покрытые свинцовой пылью лёгкие типографского литейщика (обратите внимание, почти не отчищается даже сейчас). Вот умер истощённый крестьянин, который бежал от голода в столицу и не сумел найти себе работу в первую неделю (обратите внимание на истощение мышц). И на таких примерах курсистки учились связывать издевательские расценки на работы с угрозой голода, а их соединение с переутомлением и со смертью. Так в казалось бы академическое анатомическое вскрытие врывался классовый антагонизм. И этот урок оставался в памяти курсисток на долгие годы.

Помимо занятий в помещениях, в учебный план были включены посещения различных заведений. Лесгафт умел договариваться и с государственными чиновниками, и с частными лицами. Курсистки посещали скотобойню, столичные централизованные водоочистные фильтры, фабрики и заводы. Самый безобидный экскурсионный отчёт, связанный со знаниями, полученными по дисциплине «гигиена», превращался в обвинительный акт ненасытным капиталистам и царизму, который охранял этот грабёж прибавочной стоимости.

Медицинские курсы оканчивались практикой. Она оказывала не менее сильное воздействие на сознание курсисток. Они работали в психиатрических лечебницах, заведениях для глухонемых[41], домах инвалидов, где содержались слепые, парализованные и лишённые конечностей. Даже двухнедельная практика снимала все вопросы о том, где и как применять знания по физиологии и психологии.

Если даже экскурсии производили на курсисток большое впечатление, то вынужденные постоянные подработки в тех заведениях, где они проходили практику или куда они ходили на экскурсии ещё сильнее закаляли их дух.

Одним словом, Цётка не ошиблась с тем местом, где собиралась повысить свой уровень общей и политической культуры. Успеху её поступления на курсы способствовала длительная самостоятельная подготовка и педагогическая работа, которая позволила накопить денег на поездку, на одежду и на первый месяц проживания. А кроме того, накопились педагогические и политические вопросы, которые нужно было решить с помощью легального и нелегального образования. Для этого как в Вильне, так и в столице были завязаны полезные знакомства в нелегальных кругах. Причём серьёзные и длительные знакомства только и начинаются в столице. Зимы 1902-1903 и 1903-1904 годов были проведены в занятиях. Фоном этих занятий были различные стихийные акции студенчества, отдельные стачки и аграрное брожение. Во всех этих хорошо известных на курсах сферах жизни самодержавие нагло нарушало свои же законы и начинало репрессивные меры, которые послужат политическим поводом первого революционного подъёма, пошатнувшего романовскую монархию. Но Цётке, как и другим современникам, в отличие от нас, предсказателей прошлых событий, результат этих движений был ещё не ясен. Тем не менее, она не была настолько глупа, чтобы ставить только заведомо выигрышные ставки и потому всеми способами поддержала освободительное движение.

Познакомившись с Ивановскими, которые жили в имении Лебёдка[42] в окрестностях Щучина, Алаіза уже зимой 1902-1903 года помогала им издать там нелегальную газету «Свабода», которую размножили до двух сотен экземпляров. Это было первое белорусское печатное издание после «Мужыцкай праўды» Константы Калиновского, выходившей в 1863 году.

Вацлаў Іваноўскі (1910-е)

Вацлаў Іваноўскі (1910-е)

Заехав домой, Алаіза вскоре вернулась в столицу. Где-то в 1903 году она познакомилась со студентом 3 курса Технологического института, который представился Степаном Кайрисом[43]. Почти через десять лет он станет её мужем. А пока Steponas лишь один из десятков единомышленников в борьбе против самодержавия.

Алаіза внимательно воспринимала известия о студенческой демонстрации на Красной площади (23.3.1903) в Москве в ответ на самодурство министерской администрации. Затем из первых рук узнала о принятом (18.4.1903) 496 против 6 голосов солидарном воззвании студентов столичного университета. Учебные помещения, где можно было собираться, начинают использоваться в неучебное время для собраний и политической полемики. Обсуждались не задачи, а средства и методы борьбы с самодержавием. Этот опыт столичных студентов достаточно быстро перекинулся на гимназии и на другие города. В учебных залах не шёпотом, а с трибун зазвучали имена Белинского, Добролюбова, Чернышевского. После публичной полемики в кулуарах заключались договорённости о поставках нелегальной литературы. Не были в стороне от этого процесса и Высшие женские курсы. Курсистки тоже организовывали полупубличные диспуты в учебных аудиториях после занятий и принимали участие в других диспутах по приглашению знакомых. От единичных случаев в 1903 году собрания в учебных аудиториях после ряда спадов стали повсеместной практикой в 1905 году. Как из этих собраний, так и из личного общения Цётка очень быстро вынесла понимание, что солидарность с белорусским освободительным движением могут проявить самые разные слои империи и представители освободительного движения всех национальностей. Кроме того, при извлечении выводов из рассказов знакомых о ситуации в разных местностях, Цётка всегда умела понять и объяснить другим, что источником большинства неудач является ослабление натиска и самые ничтожные реформистские иллюзии. Опыт рабочего движения показывал, что самым опасным врагом всего освободительного движения является неорганизованность. В студенческих кругах и на женских курсах в то время ходили рассказы о рижском выступлении рабочих 1899 года, известном по документам царской администрации как «Рижский бунт» и об Обуховской обороне 1901 года. Поскольку на Высших женских курсах в то время срок полного обучения оставлял 4 года, а в университете он мог быть больше, то Цётка могла слышать свидетельства очевидцев. И они хорошо ложились на её собственные виленские симпатии к работе в пролетарской среде. Да и в среде столичного пролетариата с пропагандистскими, полиграфическими и организационными заданиями работало немало курсисток. Этой работе в общем соответствовал тот уровень культуры, который приобретался на курсах. Лишь немногие курсистки имели интересы в области методологии освободительного движения и не ограничивались ролью простых исполнительниц полюбившихся политических учений. Среди тех, кто хорошо разбирался в смысле ведущейся борьбы, были например Н. К. Крупская и А. И. Ульянова-Елизарова. Характерно признание Ленина, что из компании других курсисток он выделил свою будущую жену именно из-за критического мышления и из-за того, что она тщательно следила за границами применимости абстракций, не увлекалась ими, и потому смогла достаточно глубоко воспринять марксизм. О глубине этого понимания свидетельствует конечно не столько то, что именно живость мышления Крупской очаровала Ленина, сколько то, что созданная по результатам исследований Крупской система народного просвещения обеспечила эффективное послевоенное восстановление не только СССР, но и других социалистических стран.

Нелегальное издание «Калядная пісанка»

Нелегальное издание «Калядная пісанка»

В столице Цётке стало понятно, что виленские (1901) впечатления о нарастании борьбы против самодержавия были вызваны не местной и не случайной тенденцией. Там Цётка впервые организационно самоопределилась и стала работать в полулегальном обществе «Круг беларускай народнай прасветы[44]». Его нелегальные малотиражные органы «Калядная пісанка» і «Велікодная пісанка» помещают её стихотворения «Мужык не зьмяніўсяopen in new window», «Музыкант беларускіopen in new window», «Нямаш, але будзеopen in new window». Пашкевічанка и сама, помимо живой пропаганды, содействует издательским операциям просветительской и общеобразовательной литературы на белорусском языке. Некоторые художественные издания успешно выдаются в цензуре за болгарские. Другие с некоторым риском появляются и вовсе без цензурного разрешения, что, правда, удорожало издание. В 1903 году Цётка непосредственно примыкает к организации «Беларуская Рэвалюцыйная грамада» (БРГ), прототипу революционной крестьянской партии на Белоруссии. Организационный опыт и часть программы заимствуется у Польской Партии Социалистической, которая тогда ещё не была глубоко расколота на реформистов («фраков») и левицу. Поскольку культурным центром Белоруссии была Вильна, в этом факте нет ничего удивительного.

Алаіза Пашкевіч - курсистка. Фото 1904 г.

Алаіза Пашкевіч - курсистка. Фото 1904 г.

1904 год не был для поэтессы последним[45] в учебной программе Курсов, но она завершает обучение экзаменами Александровской женской гимназии, занятий которой она не посещала. Помимо свидетельства этого заведения, содержащего по всем дисциплинам «очень хорошо», она отстаивает свидетельство о гимназическом курсе латыни по программе первой столичной гимназии. Разумеется, тоже без посещения занятий. Это «очень хорошо» относится больше не к курсистке (она за время обучения не перестала быть собой и не утратила никаких прошлых способностей), а к коллективу лесгафтовских курсов. Это значит - подлинный политехнизм удался. Это значит, что курсистке были даны практические и полезные знания. Вместе с ними был усвоен и язык, ведь «очень хорошо» в новом свидетельстве относится и к российской словесности, которая так трудно давалась в Вильне. Полученные свидетельства показывают нам продуктивность и действенность совместной работы поэтессы и преподавательского коллектива курсов. Их совместная работа и вправду была «очень хорошей».

Вскоре после получения свидетельств Цётка уезжает в Вильню с Варшавского вокзала. Почему же было прервано обучение, ради возможности которого было затрачено столько усилий? Революционный подъём в Вильне вызвал кадровый голод. Не могла поэтесса остаться в стороне от борьбы, которая вела к демократическому развитию Белоруссии, открывала дорогу к её социалистическому развитию. Вместе с желательностью дополнительного заработка это привело Цётку к решению пропустить учебный год. А зимой нового, 1905 года с расстрелов в Петербурге, Варшаве и Лодзи началась народная революция, и высшие учебные заведения были закрыты.

Пол. Ałaiza Paszkiewicz

Укр. Алоїза Степанівна Пашкевич

Лит. Aloiza Paškievič.

http://pl.wikipedia.org/wiki/Folwarkopen in new window

http://be.wikipedia.org/wiki/Фальваракopen in new window

  1. Виноградова А. Г., К вопросу логике воображения в 1 части сборника «Ильенковские чтения - 2009»

  2. Лимонченко В. В., Воображение как эйдос диалектики, там же.


  1. При подготовке использованы материалы очерков „Ałaiza Paszkiewicz: głos Białorusi wolnaj" (Mikołaj Zagorski) и „Цётка: Вопыт несваечасовага жыццяпісу" (Мікалай Загорскі). Восстановление оригиналов российских цитат и подбор источников в переводе сделал Dominik Jaroszkiewicz. За восстановление виленских адресов автор выражает признательность Витатутасу (Vytautas). Многие имена и некоторые георгафические названия даны на языках оригинала. ↩︎

  2. Арабей, Л.Л. Стану песняй... : жыццё і творчасць Цёткі : дакументальная аповесцьopen in new window / Лідзія Львоўна Арабей. - Мінск : Мастацкая літаратура, 1990. - 268 с. ↩︎

  3. Бел. пореф.(1933) Алаіза Сцяпанаўна Пашкевіч, Элаіза Сцяпанаўна Пашкевіч ↩︎

  4. Акт о крещении 8 сентября 1876 в костёле села Васілішкіopen in new window. ↩︎

  5. http://de.wikipedia.org/wiki/Vorwerk_(Gutshof)open in new window ↩︎

  6. Упоминается как «Пешчын каля Шчучына», также «Пясчына» или «Пешчына». Как населённый пункт не сохранился. Названия упоминаемых здесь и далее фольварков и деревень иногда очень непросто найти на современных картах. Все они располагались примерно в радиусе 20 километров от поселения Стары Дворopen in new window, вероятно их можно найти на картеopen in new window или соседних листах. Сельское землеустройство на Беларуси сильно изменилось между 1941 и 1945 годами в связи с опустошением деревень и местечек. ↩︎

  7. Цётка, Выбраныя творы, Дзяржаўнае выдаўніцтва БССР, Мінск, 1952. Здесь и далее даны ссылки на биографический и критический очерк Міхася Клімковіча см. с. 3-30. Биографические данные об авторе очерка см. http://be-x-old.wikipedia.org/wiki/Міхась_Клімковічopen in new window. ↩︎

  8. Там же. ↩︎

  9. Традиционная форма фамильного обращения у белорусов изменялась в зависимости от пола, а для женщин имеет разные формы до замужества и после (Пашкевіч - Пашкевічанка - Пашкевічева). Такие же формы имеют или имели многие славянские и балтийские языки. Сейчас в законодательстве Унии Европейской предусматривается возможность их полного официального устранения с узакониванием единой фамильной формы. ↩︎

  10. Отправка детей на воспитание к братьям отца или матери, также отправка шляхетских детей к крестьянам (дзядзькам) с целью избавить родителей от хлопот. ↩︎

  11. Валянціна Коўтун (06.04.1946 - 30.04.2011), Беларускі знак Цёткі (Да 125-годдзя з дня нараджэння), http://media.catholic.by/nv/n16/art6.htmopen in new window. К сожалению, я не успел затеять полемику при жизни оппонентки, а полемизировать с тем кто не может ответить честь не велика. Поэтому опровержение католической идеологизации убеждений поэтки не будет особой задачей серии очерков и будет вестись не с опорой на указанное сочинение, а по всем возможным линиям. ↩︎

  12. Некоторые источники называют няньку Югасей. Восстанавливаемое полное каноническое имя - Іоанна. ↩︎

  13. См. также: ↩︎

  14. В оригинале Anton Zaremba - Пер. ↩︎

  15. Валянціна Коўтун в романе «Крыж міласэрнасці» сообщает, что Вера Татищева впоследствии переписывалась с бывшей ученицей, в т. ч. в то время, когда сама жила в столице (издание 1996 г., стр. 36). Судя по композиции и подбору материалов роман является скорее идеологическим произведением, чем документальным, что позволяет уверенно трактовать невозможность проверки сведений против писательницы. ↩︎

  16. т. е. с Социал-демократией Королевства Польского и Литвы, а также с Российской Социал-Демократической Рабочей Партией. СДКПиЛ, SDKPiL - Социал-Демократия Королевства Польского и Литвы (пол. Socjaldemokracja Królestwa Polskiego i Litwy). РСДРП, SDPRR - Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия (пол. Socjaldemokratyczna Partia Robotnicza Rosji). СДКПиЛ вошла в организационную структуру РСДРП в 1906 году на правах автономной единицы и уже на V съезде РСДРП выставила своих делегатов. ↩︎

  17. Бел. «Асвета» і «прасвет» - Пер. ↩︎

  18. По некоторым свидетельствам гимназия находилась на нынешней A. Jakšto g. в доме №9open in new window (если не менялась нумерация). В конце 1918 года тут же располагался Виленский Совет рабочих депутатов. ↩︎

  19. В белорусском варианте здесь стоит «здабыць асвету». Важный смысловой оттенок не может быть передан в переводе. - Пер. ↩︎

  20. Под таким названием в историографии известен доклад министра народного просвещения И. Делянова «О сокращении гимназического образования»open in new window (1887 г.). ↩︎

  21. В польском варианте здесь стоит «rosjanki» - Пер. ↩︎

  22. Цётка, Выбраныя творы, Дзяржаўнае выдаўніцтва БССР, Мінск, 1952., с. 4. ↩︎

  23. Польская социалистическая партия, пол. Polska Partia Socjalistyczna. ↩︎

  24. http://knihi.com/Jakub_Kolas/U_paleskaj_hlusy.htmlopen in new window. ↩︎

  25. Художественный образ Касяка дан в издании: Валянціна Коўтун, Крыж міласэрнасці, Мінск, 1996, с. 44-48. http://knihi.com/Valancina_Koutun/Kryz_milasernasci.html open in new window ↩︎

  26. Лит. Lentvaris. ↩︎

  27. РСДРП - Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия. ↩︎

  28. СДКПиЛ - Социал-Демократия Королевства Польского и Литвы. ↩︎

  29. LSDP - лит. Lietuvos socialdemokratų partija, Литовская Социал-Демократическая Партия. ↩︎

  30. Лит. Vincas Mickevičius-Kapsukas, биографические данные см. http://be.wikipedia.org/wiki/Вінцас_Міцкявічус-Капсукасopen in new window. ↩︎

  31. Рос. Иван Юрьевич Басанович, лит. Jonas Basanavičius, пол. Jan Basanowicz. ↩︎

  32. Аттестат ↩︎

  33. Пол. Feliks Dzierżyński. ↩︎

  34. Об основаниях такого рассмотрения см. в работе Валерия Суханова «Проблема целого как основания педагогического процесса», http://propaganda-journal.net/7124.html. Ср. «...школа - лишь маленький винтик, хотя и очень важный, в машине, кастрирующей человеческое в человеке. Машине, хоть и работающей с перебоями и кризисами, но одну функцию выполняющую основательно и чётко - это функция убиения в человеке желания быть человеком.» (Валерий Суханов, Диалектика в обучении versus «лающая педагогика». Часть 4, http://propaganda-journal.net/9223.html) ↩︎

  35. Пол. Międzynarodowa socjalno-rewolucyjna partia «Proletariat» ↩︎

  36. Официальное название Белоруссии, российской части Литвы и части Латвии. ↩︎

  37. Официальное название польских губерний романовской монархии. ↩︎

  38. 30 рублей в год, едва ли не минимальная возможная плата. (Валянціна Коўтун, Крыж міласэрнасці, Мінск, 1996, с. 116) О достоверности источника см. в примечаниях выше. http://knihi.com/Valancina_Koutun/Kryz_milasernasci.html open in new window ↩︎

  39. Удалось найти некоторые сведения об их расположении: http://www.openstreetmap.org/way/99884323open in new window http://www.citywalls.ru/house5570.htmlopen in new window http://www.citywalls.ru/house1258.htmlopen in new window ↩︎

  40. Цитата была взята по адресу http://bfngu.ru/history.htmlopen in new window. В настоящее время оригинальный текст в интернете не найден. ↩︎

  41. См. http://ru.wikipedia.org/wiki/Санкт-Петербургское_училище_глухонемыхopen in new window ↩︎

  42. http://shchuchin.ru/history/?id=400open in new window, о расположении см. http://www.openstreetmap.org/node/2726530413open in new window ↩︎

  43. Лит. Steponas Kairys, биографические данные см. http://pl.wikipedia.org/wiki/Steponas_Kairysopen in new window. Художественная версия знакомства дана в: Валянціна Коўтун, Крыж міласэрнасці, Мінск, 1996, с. 134 http://knihi.com/Valancina_Koutun/Kryz_milasernasci.html open in new window ↩︎

  44. http://be.wikipedia.org/wiki/Круг_беларускай_народнай_прасветы_і_культурыopen in new window См.также http://belsoch.org/-pg=biograph&bio=20.htmopen in new window ↩︎

  45. Утверждается, что за первый год обучения Цётка освоила программу двух первых лет. См. Валянціна Коўтун, Крыж міласэрнасці, Мінск, 1996, с. 219 http://knihi.com/Valancina_Koutun/Kryz_milasernasci.html open in new window ↩︎

Последниее изменение: