Донбасс: прошлые иллюзии и верные прогнозы Часть. IV
2014-11-24 Włodzimierz Podlipski
Часть IV Завершение критики по статье статье «О восприятии и перспективах событий на Донбассе (взгляд из Польши)».
Раз в разбираемой статье нам не удалось сделать трезвых обобщённых прогнозов, то уместно ещё раз обратиться к прогнозу, который был сделан раньше нашей статьи и который прозвучал изнутри Украины: массовое движение на Донбассе закончится с таким же результатом, как и Майдан. И ещё раз наше расширение этого вывода: «подлинное значение народных республик может быть не объективно-всеобщим, а субъективно-всеобщим». В переводе на политический язык это значит, что неудача хозяйственной организации приведёт лишь к тому, что у донбасских масс будут стимулы думать и усваивать исторический урок. Правда, в прогнозе прямо не предполагалось, что эта неудача хозяйственной организации будет следствием войны, но и с войной и без войны было глупо предполагать долгосрочную победу донбасской мелкой буржуазии или пролетариата. Для лучшей исторической перспективы развитие событий могло дать только то, что поражение застало бы донбасское движение на подъёме. Тогда поражение было бы усвоено широкой массой, что создало бы важные предпосылки для приобретения ей более адекватного политического опыта в ближайшие годы. К сожалению, донбасское массовое движение оборвалось на такой стадии, когда оно лишь ненамного превышало по массовости Майдан. Пролетарское участие в этом движении было поверхностным. Влияние опыта массового донбасского движения на местный пролетариат огромно, хотя почти целиком косвенно. Из-за этого влияния теперь самый большой вопрос состоит в том, будет ли в ближайшие десятилетия кому и вокруг чего создавать классовые пролетарские организации. Дело здесь вовсе не в том, что существует некоторое влияние российских реакционных элементов, а в том, что и самостоятельное участие социалистических элементов в донбасской войне тоже не имеет никаких ожидаемых перспектив. В этом стоит разобраться получше, поскольку на этом участии основана симпатия европейских коммунистов к тем, кто обороняет Донбасс. Например, польский комсомол разместил на своей странице изображение: «Солидарны с оброняющими Донбасс»[1]. Всё бы ничего, но форма признания прогрессивности оборонной борьбы на Донбассе такова, что в итоге в 8 сантиметрах от портрета Ленина оказался орёл Российской Империи... Этот факт может помочь читателю очень многое понять не только в движении солидарности с Донбассом. Думается, это не только элемент политической бестактности, а необходимое проявление того духовного уровня, на котором пребывают многие сторонники социализма от Ирландии до Урала. Попробуем это обосновать.
Одной из «вечных тем» в Польше является обсуждение того, почему из стихийно возникающих школьных социалистических обществ, в которых участвуют от 1 до 4% (в разных воеводствах), учащихся почти ничего путного не выходит, а получаются чаще всего протухшие реформисты или алкоголики. Думается, что кроме запугивания в кабинете директора 256 статьёй Кодекса Карного существует и другая причина того, что лишь немногим более 10% школьных социалистов оказывается социалистами не только школьными. Эта причина состоит в том, что «резкий набор высоты» приучает связывать свою деятельность с осязаемыми результатами, а 10-15 лет, прогнозируемые до активизации польского социалистического движения - это иррациональное для школьников время. Планировать на такие сроки и корректировать их в зависимости от свежих данных экономической статистики - дело непростое даже для опытных товарищей. Школьник же хочет многое тут и сейчас, он привыкает к быстрому разворачиванию деятельности и заполнив ей всё доступное пространство он испытывает огромное неудобство от того, что дальше даже небольшое расширение деятельности сопряжено с поистине титаническими усилиями. Ему нужна тут и сейчас сложная и результативная борьба, а он не может получить ничего кроме тупого прозябания, если не приобретает вкус к изучению и разработке научного коммунизма. А как хочется применить себя на самом ответственном участке, пробудить массы трудящихся к человеческой жизни и пр.! А тут ещё попадаются работы Людвика Варынского и биография Феликса Дзержыньского. Страсть, как охота работать! А вокруг никакого приложения таким-то силам и желаниям... Кто же останется с такой выдержкой, да из школьников? Почти никто, да это ведь и не для школьника серьёзное испытание.
Эти настроения польского социалистического школьника, как думается, имеют несколько иное выражение в самосознании социалистических элементов, воюющих, по их мнению, за народные республики на Донбассе. Например вооружённую борьбу поддержало бывшее отделение КПУ и некоторые местные представители «Боротьбы». В целом политическая составляющая феномена под названием ЛНР сформировалась под большим влиянием пролетарских и социалистических элементов, чем в Донецке, однако как это накладывается на высокую встроенность интересов местных капиталистов в политику ЛНР? В чём отличие польского социалистического школьника от ополченца-социалиста? В наличии автомата. Школьник лишь мечтает и примеряет на себя практику бойца AL, а луганский ополченец уже имеет автомат и командира. Школьник рискует репутацией (может быть, карьерой), а ополченец рискует жизнью. Значит ли это, что ополченец, сделав большую ставку, пойдя на больший риск, добьётся и большего результата с точки зрения борьбы за социализм? Надо сказать, что представление о том, что стреляющий предмет в руках автоматически делает человека более адекватным или даже героем исторического масштаба, никогда не было связано с материалистической диалектикой. Зато такое представление характерно для нечаевщины. Нечаевщина - это тоже нехватка материалистической диалектики и притом катастрофическая, но не всякая нехватка, а та, которая сопровождается огромным профицитом активности и соизмеримым дефицитом теоретической культуры. Если с этой стороны сопоставление луганского ополченца и польского школьника как социалистов может показаться искусственным, то хотелось бы напомнить, что школьник-ополченец был одной из важнейших фигур режима Пол Пота. Он соединял в себе огромный профицит деятельности, желание участвовать в преобразовании общества и самые дикие теоретические предрассудки о том, как достигать результата. Под видом коммунистических стремлений в школьнике-ополченце редко скрывались какие-то более глубокие теоретические конструкции чем камбоджийский патриотизм. Поэтому и в случае с донбасскими ополченцами нужно иметь ввиду камбоджийского школьника-ополченца, чтобы видеть в нём предел падения. Этот предел падения легко может оказаться реальностью в условиях нарастающего давления восточного соседа на Донбасс.
Профицит активности в нашу контрреволюционную эпоху ещё может сыграть самую зловещую роль, если социалистические элементы так и не смогут усвоить ленинский вывод о том, что в глухую контрреволюционную эпоху нужно в первую очередь осмыслять направления грядущего натиска и внесения сознательности в стихийное движение, которое обозначит начало нового революционного подъёма. А от понимания того, что эпоха переносит центр тяжести на теоретическую борьбу, как польские социалистические школьники так и луганские социалистические ополченцы одинаково далеки. Про таких говорят, что им легче заработать 9000 злотых, чем продумать, на что их потратить. Луганских ополченцев оправдывает разве лишь то, что им нужно отстоять свою жизнь. Но ведь кроме физической жизни, есть и духовная, без которой не все могут обходиться. Как же обстоит дело с действительностью той духовной жизни, которую вместе с физическим существованием отстаивает луганский ополченец? Правда ли, что луганский ополченец имеет больше понимания того, как он может желаемым образом подействовать на общественный процесс, чем польский социалистический школьник? Иными словами, подчинил ли луганский ополченец себе не свою индивидуальную силу, а коллективную силу отношений между людьми? Но увы, искать тут каких-то отличий от польского школьника неразумно. Конечно, в силу соприкосновения со стреляющими вещами луганский ополченец потенциально имеет больше средств воздействия на исторический процесс. Но о том, как использовать эти средства и как вписать стреляющие вещи в совокупность своих общественных отношений (Verhältnis), об этом луганский ополченец с автоматом пребывает в таком же девственном невежестве как и польский школьник, примеряющий на себя историческую роль бойца AL.
Понятно, что ополченцы хотели взять, да и поспособствовать самым непосредственным образом общественному развитию. Но увы, буржуазные политики вовсе не для того нужны, чтобы отдавать заметную часть влияния прорабочим силам только из-за того, что кому-то хочется прожить небесполезную жизнь или из-за того, что кто-то знает как установить социализм. Под этим углом стоит рассмотреть и положения из разбираемой статьи.
Про донецкий противомайдан писалось, что «массы уже воспринимают своё количество и походят близко к осознанию своей меры после понимания количественного отношения». Увы, ныне этих масс в той форме организации, в которой оно осознавали свою меру, нет. Ополчение - это уже другая форма организации с другой материальной зависимостью и, следовательно, выражающая иные материальные интересы.
Большое внимание стоит уделить важнейшему идеологическому моменту разбираемой статьи, который выразился в описании отношения польских и немецких коммунистов к донбасскому движению. Очень трудно избегать идеологии, находясь в гуще заинтересованных слоёв, но идеологический момент прошлой статьи сейчас уже превратился из неточности в ложное сознание, и потому его надо обнажить особенно чётко.
Ранее нами сообщалось, что «хотя массовые действия на Донбассе происходят под идеологическим влиянием, нельзя сказать что там «сильно намоскалено», как это сообщалось в отношении Крыма». Сейчас всё обстоит прямо наоборот. Почти все реакционные элементы покинули Крым к концу мая и оставили там скучную провинциальную политику, демонстрируя политические весёлости уже на Донбассе. Если не все коммунисты из Европейского Союза сменили с тех пор свои позиции, то в этом уже можно видеть умелое их использование российским империализмом, что особенно касается парламентарных околокоммунистических и социалистических партий в Чехии и Германии. Не все смогли уловить тот момент, когда российское давление на ДНР сменилось российской политической экспансией, в которой ДНР от начала до конца представляла не своё население, а ассистировала российским империалистам. А что же в итоге? Связались ли стремления масс к большей экономической эффективности и военные начинания Народных Республик? Нет. Действиям шахтёрской дивизии предпочли ограниченное российское вторжение. А что же произошло в итоге с настроениями трудящихся масс?
Крыжамі ўставілі поле,
Пад крыжамі - магілы.
Шлях класці да Волі
Ў людзей няма сілы.[2]
Да и откуда могут появиться силы у дезорганизованных масс, если их дезорганизацию тихо поддерживали все стороны Донбасской войны? Какая вообще может получиться концентрация усилий в условиях военной, хозяйственной и идейной разобщённости? Какие ближние или дальние перспективы могут увидеть для себя донбасские массы в непрекращающемся хаосе?
Тот слёзы лил о том, что одинок,
К тому входило горе на порог,
А многим и порога не дал бог,
Бездомные, брели они в пыли.
Одни сжигали душу на огне,
Другие тосковали в тишине,
А те, мечтая о счастливом дне,
Шли вдаль, им счастье виделось вдали.[3]
Одно дело опыт самостоятельного движения масс, которые должен был закончиться разочарованием и массовым усвоением политических уроков, а другое дело - откровенно идеологические договоры буржуазии и военных за спиной массового движения. Консенсус Ахметова и ДНР был не так страшен, когда развивалось массовое движение, приобретавшее опыт относительно независимо от этого консенсуса, но он превратился в сговор, когда массы стали дезорганизованы и остались в прежнем пассивном положении. По мере угасания массового движения и политического разворота от угроз национализации к разнообразной идеологической тухлоте монархисты и другие осколки реакции приобретали в ДНР всё большее влияние. Ещё в марте они смотрелись неуместным, но небесполезным добавлением к массовому движению на Донбассе, но уже в мае их объективная роль возросла до решающей, и уже не они существовали между донбасскими массами, а донбасские массы существовали между интересов различных прямо реакционных организаций или, в лучшем случае организаций, руководимых реакционерами. Если в апреле в Германии никто не был против того, чтобы монархисты умирали за демократизацию Донбасса, то однозначность понимания событий быстро улетучилась уже в июне. Что делать с тем, что сейчас донбасские массы объективно вынуждены на линии соприкосновения и в тылу умирать за реакционные силы? Вряд ли у кого-то есть сомнения, что успехи империалистических кругов на Донбассе приведут не в сторону облегчения условий борьбы российского пролетариата. Пока он получил только усиление конкуренции за счёт беженцев и уменьшение реального эквивалента заработной платы за счёт финансовых проблем, связанных с донбасской войной и аннексией Крыма. Снова появляющийся ответ «Сами виноваты, что не отстаивали свои интересы раньше» так же неверен в отношении российского и донбасского пролетариата, как и в отношении одесских событий. Это слишком абстрактный и моральный ответ, чтобы хоть как-то совпадать с логикой реального исторического процесса.
Изменение обстановки с момента угасания массового движения на Донбассе заставляет пересмотреть и ещё один прогноз. Писалось, что «ожидается, что лицо тех буржуазных группировок, которые осуществят свой интерес через новые государственные образования, будет сильно отличатся от лица тех, которые осуществляют свои интересы через приднестровскую государственность». С момента обретения полной военной зависимости ДНР и ЛНР ясно, что существенных отличий уже не будет.
На пике массового движения размышлялось над тем, «в чём именно будет состоять большая прогрессивность буржуазии господствующей в ДНР». Сейчас же очевидно, что никакой большей прогрессивности относительно соседей не будет. Думалось, что «массы приходят в движение», что «в новых государственных образованиях классовые пролетарские движения не встретят такого противодействия, которое они получили в Западном Казахстане». Оказалось же, что массы дезорганизованы войной, что с завершением массового движения в Донецке пролетариат потерял всякие шансы на компромисс с движущей мелкой буржуазией. Поэтому конечно подавлять пролетарские движения на в ДНР и ЛНР не будут, потому что никаких пролетарских движений, с которыми следует считаться, ни там, ни там в ближайшие годы не возникнет.
К ещё более безрадостным выводам приводит нас повторное сопоставление обстановки на Донбассе с тем же самым, что и раньше рядом категорий czu-czhe. Если учесть, что название этих идей в переводе на польский примерно означает субъектность, суверенную власть над своими отношениями, то легко предположить разгромный для сторонников Народных Республик результат нашего сравнения.
Итак, политический суверенитет или самостоятельность народных масс (자주). В таких категориях донбасские события уже три месяца как не описывают даже самые ярые сторонники сепаратистов. Самостоятельность донбасских масс - это не предмет обсуждений. В Донецке, Киеве и Москве о ней скажут одинаково. Эта самостоятельность утеряна и как факт, и как нарастающая тенденция.
Следующая категория - это хозяйственная самостоятельность (자립). Ясно, что ничего такого нет даже близко, да и в прошлом сопоставлении эта категория в применении к Донбассу была помянута так: «...в мировом империалистическом переделе ДНР и ЛНР по своим экономическим показателям не смогут ничего большего, кроме как быть марионетками российского империализма».
А без хозяйственной самостоятельности бессмыслен и приоритет военного дела (자위), поскольку в таких условиях война объективно оказывается войной за чужие хозяйственные интересы. И в этих условиях война объективно не может, даже при больших жертвах мирного населения и при его максимальной поддержке, носить характер народной. Такой вывод можно сделать не только в рамках идей чучхе, но и в рамках материалистического понимания общественного процесса. Невозможность народной войны связана в том числе и с тем, что все мирные перспективы завязаны исключительно на интересы разных группировок буржуазии, которые не только не заинтересованы в мире, но ещё и рассогласованы между собой, как это имеет место в случае Порошенко и Коломойского или разных формирований в составе войск ДНР и ЛНР. Следовательно, все народные стремления к миру будут этими группировками утилизированы в нужную им сторону, что страдающие массы, конечно, же понимают и потому не спешат самозабвенно поддерживать какую-либо из сторон, хотя и готовы пассивно или разовыми акциями поддерживать ДНР и ЛНР. Увы, но даже героическая поддержка Народных Республик не обещает ни массам, ни социалистическим ополченцам никаких однозначно прогрессивных перспектив вроде повышения степени обобществления промышленности и пр. Это тоже приводит к выводу о невозможности народной войны. Но ещё больше в пользу невозможности народной войны говорит ограниченная прямая российская интервенция, подтверждённая немецкими и российскими источниками с датами начала 12-16 августа
С мыслью о массовом движении подразумевалось, что «оголтелый промосковский шовинизм несомненно является для Донбасса только формой, только ложным сознанием», но с падением массового движения оказалось, что форма воспроизвела соответствующее себе содержание и избавилась от необходимости апелляции к массам. Впрочем, сами массы ответно очень близки к сбрасыванию формы промосковского шовинизма. К сожалению, это не означает обретение ими субъектности, но в пятилетней перспективе это может быть первым шагом к выходу на рубежи такого обретения.
Писалось, что «если взять в расчёт возможность аннексии (не важно - добровольной или нет) народных республик, то вместе с попаданием Крыма в Россию это означает, что в Россию попадает тяжёлый груз проблем, которые не будет решены» и потому сейчас уже очевидно, что аннексии Донбасса в обозримой перспективе не будет.
Что касается положения масс на Донбассе, то несколько месяцев назад их полная дезорганизация вовсе не ожидалась. Были рассмотрены все варианты, кроме того, который сбылся. «... Если мы согласны, что с точки зрения интересов трудящихся масс дело почти не улучшится, то новые территории окажут революционизирующее воздействие на Россию и в том случае, если положение трудящихся там немного улучшится и, тем более, в том случае, если оно там останется как было». Потому настоящую ситуацию мы должны рассматривать как единственный вариант событий, который не предполагает в ближайшие месяцы никакой явной революционизации. Но если разобраться в тех настроениях, которые донбасские беженцы сделали достоянием общественного сознания в самых отдалённых краях России, то российские массы могут чему-то научится на примере издевательского отношения к новым согражданам. Какие могут быть специальные рабочие места для жителей Донбасса, если в российских краях ширится безработица среди местного трудоспособного населения? Это, пожалуй, единственный вопрос, который при всей своей риторичности выводит нас на последний и, пожалуй, важнейший вопрос, связанный с перспективами донбасского движения. Этот вопрос касается роли промосковских шовинистических настроений и связи донбасских процессов с изменением объективного и субъективного положения российских масс. С него и начнём в следующий раз.
Пока переводилась статья, изображение было снято. На его месте появился другое. На новом изображении под лозунгом „Śmierć banderowcom!" изображён «зелёный человечек» с символикой, пропагандируемой российской буржуазией. Ранее на этом месте был рисунок донбасского шахтёра на фоне орла Российской империи. ↩︎
Міхась Чарот, «Босыя на вогнішчы» ↩︎
Бердах, поэма «Царь-самодур» ↩︎