Русская классика и ее роль в формировании революционного сознания молодежи
2010-09-03 Александр Герасимов
Я ожидал того резонанса, который вызвала моя статья «почему сейчас мало читают?» Ещё бы! Ведь я покусился на «святое»! Уже ознакомился с несколькими отзывами на мою статью. На сайте «Пропаганда» опубликованы два: статья Н. Кузьменко «Время чтить и время читать» и статья Д. Мартирова «Достоевский и революция». Но прежде, чем отвечу уважаемым товарищам и подытожу эти ответы кое-какими общими выводами, хочу немного очертить границы нашей дискуссии.
1. Кое-что для начала
Прежде всего, хочу дать несколько пояснений по теме вообще - дабы не возникало лишних вопросов из-за неправильного понимания моей позиции.
Первое. Я не призываю устраивать костры из «неугодных» книг или прятать их в спецхране. Подобные методы как раз вредят нашему делу и препятствуют становлению общества, которое мы хотим построить, кроме всего прочего, они абсолютно неэффективны.
Второе. Основной залп своих критических стрел я адресовал не обсуждаемым писателям, а системе образования, в том числе, позднесоветской, на которую мне приходилось нападать уже не раз.
Третье. Эти мои нападки могут показаться безумным нигилизмом и призывами к абсолютному разрушению. Отчасти, так оно и есть, потому что буржуазная система образования фактически является фабрикой по производству ничтожества. Просто одни ничтожества, выйдя с этой фабрики, имеют непомерные амбиции господствовать и эксплуатировать, а другие подобных амбиций не имеют и способны только на то, чтобы быть хорошими рабами первых. Ясно, что такая страшная фабрика должна быть разрушена! Новую систему образования после революции необходимо будет возводить с нуля.
Четвертое. Может показаться, что всё это отвлеченные разговоры, не имеющие никакого отношения к реальности. Надо признать, что, действительно, революции с завтра на послезавтра не предвидится, но, несмотря на это, планировать будущее необходимо. В становлении нового, социалистического общества немаловажную роль будет играть образование и воспитание подрастающего поколения. И даже сейчас тем родителям, которые не хотят видеть своего ребенка холуем или рабом, стоило бы задуматься, как его воспитывать, в том числе - что давать ему читать.
2. Дышло классики и классика дышлом
Обе статьи, несмотря на критику моей позиции, скорее, не опровергают, а дополняют ее.
Совершенно верно, что произведения Толстого и Достоевского способствовали формированию революционного сознания молодежи конца XIX - начала ХХ столетия, но не только они одни. Точно так же и «обиженные» интеллигенты, квакавшие в перестройку о «слезинке ребенка», омывающей вымышленные «зверства» большевиков; и смердяковы, расплодившиеся во времена застоя, а, особенно, после; и деградация советской школы - следствия общего перерождения советского общества. И в причинах этого сами по себе русские классики виноваты меньше всего.
Либеральное крыло буржуазной контрреволюции в СССР от русской классики бесконечно далеко, даже если любители дикого капитализма и жонглировали тогда цитатами из Толстого и Достоевского.
Но большинство товарищей забывает, что у контрреволюции всегда было и есть два крыла. Вместе с либералами Советский Союз добивали и всякие патриЁты с монархистами. Притом, если либерализм в глазах основной массы обывателей потерпел полный крах, то национализм и имперский шовинизм всё более набирает силу, и на бытовом уровне обыватель усвоил именно эти идеологические конструкции.
Да, либеральная идеология, проиграв как цельная мировоззренческая система, победила как комплекс животных инстинктов «свободы» беспредела и скотства. Обыватель, откушав подобной «свободы», подавился, поэтому всё сильней и уверенней звучит голос апологетов другого правого крыла. На их знаменах есть и Достоевский.
Ну, и, конечно, никуда не уйти от личности самого писателя. Понятно, что у настоящих талантов, тем более, у таких гигантов, как Достоевский, произведения живут отдельной от личности самого писателя жизнью. Но всё же полностью сбросить оную со счетов невозможно. Советская критика и советская школа стыдливо обходили тот факт, что Достоевский, который в молодости был участником революционного кружка Петрашевцев, после каторги, заменившей ему смертную казнь, превратился в ярого реакционера. Общедоступность его произведений делала этот факт понятным и ежу. «Запретный плод» откровенной антисоветчины где-то до 1987-88 годов был достоянием достаточно узкого круга, в основном, столичной интеллигенции. А чтение реакционных романов Достоевского было обязанностью каждого советского школьника!
Впрочем. ни в коем случае не сваливаю всё на Федора Михайловича. Ведь, если брать весь пласт уже советской литературы, особенно, послесталинской эпохи, то почти вся она, по сути, контрреволюционна! Одна часть советских писателей представляла либеральное крыло врагов социализма, а другая - национал-патриотическое, самая же большая часть были попросту карьеристы-графоманы, искавшие таким образом наград, привилегий и материальных благ, и менявшие свои идеологические воззрения в зависимости от конъюнктуры со скоростью флюгера. Найдите мне, уважаемые товарищи, писателя-коммуниста не по факту наличия партбилета КПСС, а по взглядам?! Сложно? Вот и я о том же.
Впрочем, в этом вопросе претензии нужно адресовать системе в целом, а не ее частным проявлениям (школе, советской критике и т.д.). ведь кто и что плодило подобный писательский цех?
Теперь обратимся к статье Дмитрия Мартирова. Он защищает Достоевского, доказывая, что творчество этого писателя помогает преодолевать читателю религиозное сознание («другой достиг высшего напряжения противоречия религиозного сознания на чувственном уровне, а довести нечто до конца - означает фактически снять это нечто, уничтожить его в диалектическом смысле этого слова»). Не буду спорить - в этом автор прав. Но с моей точки зрения - это путь через тернии. Д. Мартиров сквозь них прорвался, а сколько, наоборот, запуталось, из той же позднесоветской интеллигенции, к примеру?
К слову, я иммунитет к религии обрел благодаря книге «остров» Роберта Мерля (из «низкой» серии «Библиотеки приключений»). Завязка романа - вольное изложение бунта на «Баунти» и колонизация беглецами острова Питкерн. Главный герой - молодой младший помощник капитана - Адам Парсел - истинно верующий пуританин, который строго следует христианским заповедям. Казалось, он и мухи не обидит, но вера и внутренняя порядочность толкают его открыто и мужественно обвинить зверя - капитана в умышленном убийстве юнги. Молодой моряк-пуританин одинаков в отношении со всеми: и с корабельными офицерами, и с простыми матросами, и с «дикарями»-туземцами. Для многих бунтовщиков последние - люди низшей расы, для героя, искренне исповедующего христианские ценности - братья.
В общем, Парсел во всех отношениях - прекрасный человек. Туземцы видят в нем друга, как и порядочные белые моряки.
Но жизнь на необитаемом острове развивается по тем же жестоким законам, что и в большом мире. Маленькая община раскалывается по расовому и классовому признакам. Кое-кто из белых желает видеть в аборигенах рабов «белого господина». И вот герой Мерля пытается разрешить возникшее противоречие библейскими проповедями. Но там, где он проповедует, возникший конфликт начинает лишь усугубляться и разрешается ружейными залпами. Один за другим во взаимной бойне гибнут все друзья Парсела.
И вот все достоинства пуританина приходят к их противоположности. Он мог остановить резню, просто убив одного-двух негодяев. Сам-то он не пожелал смиренно умереть под ножом взбешенного таитянина! Животный инстинкт самосохранения взял верх.
Вот и я понял, что даже чистейшая религия - мерзость. Поэтому и не взяли меня никакие «Суперкниги» и «Летающие дома», да и толстовское «Учение Христа, изложенное для детей» (кстати, публиковавшееся когда-то в пионерском журнале «Костер»). От всей и всякой поповщины меня защитил образ молодого человека, потерявшего друзей из-за своего непротивления злу!
Но вернемся к Достоевскому. Вернее, к школьной программе, где подростку предлагалось «Преступление и наказание». Безусловно, даже этот роман читали, тем более, вдумчиво, далеко не все. Большинство довольствовалось сокращенным вариантом из хрестоматии или просто критикой из учебника. Насыщенность учебного процесса просто не позволяла поступать по-другому. Ну, а тех, кто отваживался на подвиг и читал полностью, ждали танталовы муки: что Достоевский, что Толстой очень трудны для чтения и непонятны в реалиях современности.
При этом молодежи навязывалась «единственно верная» трактовка и те установки, которые мне глубоко противны. Навязывались до автоматизма рефлексов, свойственных разве что собакам Павлова. Навязывались школой и всей системой образования, «приличными людьми», «обЧественностью» и государством, создавая атмосферу, в которой плодились смердяковы, старухи-процентщицы и платоны каратаевы. Опять же, подчеркиваю, дело в причине - общем перерождении советского общества. И такие произведения, и такая трактовка, и такое восприятие было всего лишь индикатором этого перерождения. Но у нас уже 20 лет на дворе капитализм, а многие продолжают мыслить вдолбленными ещё тогда категориями!
Представьте, что вы не согласны с той или иной писательской установкой, а вам приказано ее понимать и принимать, притом строго определенно... Приведу пару примеров из своих столкновений с «великими». Первый касается Солженицина. Было дело, я подрабатывал написанием сочинений для нежелавших учиться охламонов. Один из таких попросил меня написать сочинение по творчеству тогда ещё живого «классика». Мое вдохновение разгулялось на целую тетрадку с названием: «Сука ты, позорная!» - по аналогии с названием посвященной Исаичу статьи, опубликованной в газете «Дуэль». Именно из этой статьи я взял материал для сочинения, добавив ещё информацию про «агента Ветрова».
Счастливый покупатель моей рукописи по началу рассчитывал на круглую «пятерку» (по пятибалльной системе), но его ждало неприятное открытие: оказывается, чье-то вдохновение и мысли могут идти вразрез с «демократическими ценностями» преподавательницы языка и литературы! И он понял, что, если идти против «демократической» конъюнктуры, то так называемая демократия тут же срывает с себя добродушную маску и предстает во всей своей истинной красе». В его случае это были истерики и угрозы. Короче говоря, бедолаге за мое творчество изрядно намылили голову.
«Преступление и наказание» я читал, хоть и урывками, в рамках школьной программы. Уже тогда, т.е. в 9 классе, под влиянием других книг, а так же окружающей жизни, я очень симпатизировал первоначальному порыву Раскольникова, откровенно не понимал его колебаний и рефлексии и полностью презирал его раскаяние. Во-первых. я сам мечтал в то время пристрелить парочку одноклассников, но это - личный момент.
Что вложил в «Преступление и наказание» сам Достоевский? Старуха-процентщица выписана во всей «красе» своей мерзости, но даже такое насекомое трогать нельзя - бог не велит! Либералы, к слову, из этого высасывали свои байки о ценности и примате личности и личного над общим. Среди трактовщиков таковых было большинство, ну, а прочая часть - патриЁты - навязывали обществу «боженьку». В 90-е - уже открыто. Раньше и те, и другие прятали свою гниль за марксистской фразеологией. Понятно, что убийством старухи ничего не решить, ломать нужно систему. Но ломать насилием! Это марксизм. Трактовщики же убрали последнее положение про насильственную революцию и проталкивали в умы всякую либеральную гнильцу. Эта гнильца дает о себе знать и сейчас.
Ну, а сам Достоевский, кому более созвучен?
Я в итоговом сочинении по «Преступлению и наказанию» просто скомпилировал посредственный шаблон из критики, что была в учебнике. И вовсе не потому, что подчинился каким-то негласным требованиям. Просто уже тогда задавал себе вопрос: кому это надо?
Либеральная демократия вообще и тех лет в частности, тем и отличается, что разрешает, хоть до опупения бунтовать на словах. Хочешь - кричи, всё равно никто не слушает. Но, конечно, есть несколько запретных тем, за которые могут, в лучшем случае, навесить всевозможные ярлыки и сделать изгоем, а в худшем - заткнуть рот более радикальными методами. Такой сугубо избирательный подход, выработанный веками существования либерализма безукоризненно «работает», как в общем, так и в частном.
Потому и правы те, кто уверен, что всё, что тише «критики оружием» услышано не будет!
Именно в связи с тем, что мы вынуждены жить и действовать в этой, отполированной до блеска системе, надежды Н. Кузьменко на русских классиков, Толстого и Достоевского в деле формирования революционного сознания молодежи XXI века сильно преувеличены.
Возьмем школьную программу. Я не случайно обратил внимание, что многих классиков там или урезали, или удалили вообще. И убрали именно то, что без разночтений «работает» исключительно на угнетенные классы. У Толстого и Достоевского дана панорама всего общества, чаще даже, имущих классов (особенно у Толстого), внешний антураж которых не несет отрицательного содержания и, в лучшем случае, оставляет равнодушным. Поэтому и оставила современная система «зеркало русской революции» нашей молодежи. «Война и мир», «Анна Каренина» для современного человека - темный лес - и в смысле содержания, и в смысле оболочки. Точно так же и в отношении Достоевского.
Конечно, когда у человека возникает потребность познать развитие общества от седой древности до наших дней, притом познать, что называется «в красках» эмоций и чувств самих предков, произведения Толстого и Достоевского так же необходимы, как Пушкин, Лермонтов и многие другие, отечественные и мировые классики. Так же, кроме литературы, нужны знания музыки, изобразительного искусства, кино... Но к большинству, кому такая потребность приходит, она приходит уже в гораздо более зрелом возрасте, чем школьные годы.
Подростков же просто заставляли и заставляют тупо «глотать» мнение «авторитетных» толкователей. В юности ещё не тот уровень понимания и осознания происходящего, поэтому данная система и не стала отвергать всю классику, а только ту, в которой разночтение и разнопонимание невозможны.
Безусловно, любую книгу надо читать и анализировать самому, избегая чужих или общепринятых трактовок и готовых шаблонов, которые в современном обществе попросту не могут быть прогрессивными.
Нынешняя система научилась очень хорошо манипулировать угнетенными массами и их сознанием. Мы все являемся свидетелями того, как, буквально за считанные годы, большинство населения нашей страны было превращено в покорную, легкоуправляемую биомассу.
Возможно ли вырваться из клетки этой, тотальной управляемости? Как это сделать? И помогают ли в этом книги?
Да, помогают! Не случайно система использует все возможные способы, чтобы спрятать от глаз читателя неудобные и опасные для неё книги. Прямой запрет неэффективен не только потому, что делает писателя и его произведения особо популярными среди читателей, а значит - крайне востребованными среди частных издателей. В этом смысле на все 100% работает принцип, гласящий, что капиталист продаст веревку, на которой его, в конце концов, повесят. Последнее случится когда-то, а издание запрещенной, но востребованной читателями книги или ее ввоз из соседней страны - даст прибыль уже сегодня! Это же касается современных авторов и книг. Классика и советская литература в эту схему не вписываются. Открыто их запрещать - бесполезно: на руках у населения и в библиотеках миллионы экземпляров этих неудобных и опасных книг. При этом их ещё и продолжают издавать, правда, принятыми сейчас тиражами в 10-20 тысяч экземпляров, а то и меньше. Т.е. в таком количестве, которое издатель сможет быстро распродать. Я уже и не говорю про Интернет-библиотеки, которые система просто не в состоянии контролировать.
Именно потому системе крайне необходимо сделать всё, чтоб отучить народ читать. В ход идет всё, но так как мы рассматриваем литературу, то взглянем, как книга борется с книгой. Коммерческая литература низкого качества - это главная сторона данной медали. Она тоже до известной степени глушит сознание масс, навязывая им буржуазную психологию. Но только до тех пор, пока навязываемые «масс-культурой» стереотипы не вступят в острый конфликт с объективной реальностью. Как раз именно это обстоятельство становится сейчас всё более явным и ясным всё большему числу людей из пролетарских и других угнетенных слоев населения.
Проиллюстрирую сказанное личным примером. Я сам - читатель довольно-таки всеядный. Начав собирать собственную библиотеку в 16 лет, я редко пополнял её «серьезной» литературой. В основном приобретались книги из «библиотечки юного террориста» или развлекательная литература разных жанров и качества - это всё, не считая политической литературы. Покупая книги на книжных развалах, я выбирал по средствам, приобретая иногда и литературный мусор, поначалу даже иногда западал на оный, а потом, разбирался что к чему, или для лучшего ознакомления с «модной» книгой, или слепо брал «кота в мешке».
При этом я до хрипоты и до ругани буду утверждать, что хорошая «развлекательная» литература нужна так же, как и «высокое» искусство. Причем, где грань, отделяющая последнее от ширпотреба? Точно так же, где грань, отделяющая «высокую» книгу от её имитации - «элитного» дерьма для буржуазных снобов - второй линии защиты системы от опасных книг?
В советское время фильтры исторической и общей цензуры защищали читателей от откровенных фекалий, как «масс-культуры» Запада, так и буржуазной «элитарщины». Хотя она разными путями особенно много своих почитателей находила именно в СССР, причем тем больше, чем ближе было к перестройке. Сейчас же единственным фильтром служит собственный мозг человека. В моем случае он работал.
На какое место в ряду воспитателей поставить книгу и искусство вообще? - Всё же, думается, не на первое. Хотя бывает, что литература оказывается на таковом, меняя сознание читателя, вопреки всем остальным объективным и субъективным факторам. Конечно, если молодого человека устраивает его объективное бытие, то его не разбудит и самая острая, зовущая к борьбе литература. Так, в последние десятилетия существования СССР, все революционные книги были бессильны остановить сползание общества в капиталистическое болото. Но, если внутри человека зреет протест, то наши книги помогают формировать борца за социальную справедливость и революционное переустройство общества. В левом движении было и есть немало молодежи, которая пришла к борьбе за справедливое общество вопреки мнению окружающих сверстников и воле родителей. Многие товарищи откровенно говорят, что решающую роль в их выборе сыграли книги. В списке «детонаторов»: «Как закалялась сталь», «Мать», «Овод» - произведения бесспорно признанные как коммунистическая литература, и поэтому всячески обгаживаемые буржуазной пропагандой.
Но мы не обращаем внимания на целый ряд других, столь же сильных книг. Приведу только несколько примеров.
Первая - «Хищные вещи века» Стругацких. Да, в их творчестве присутствуют либеральные примеси, что, впрочем, не очень страшно в наше время российской «суверенной демократии» (т.е. полуфашистской диктатуры) и постоянных попыток развить ту же модель в Украине. Но в «Хищных вещах» необыкновенно ярко и точно показана сущность «потребительского общества», его ужасающие гниль и безысходность, которые убивают массы людей духовно и физически и так нестерпимы для всякого мыслящего человека в наши дни. Произведение, написанное несколько десятилетий назад - одно из самых актуальных зеркал современного общества.
Поскольку мы говорим о классике, то не мешало бы нам вспомнить и мировую. Крайне актуально и сейчас творчество французского писателя Эмиля Золя. Созданные больше века назад «зеркала» «Жерминаль», «Дамское счастье» и другие произведения не утратили своего звучания и сейчас. Наоборот, воспринимаются читателем яснее и острее, т.к. показывают, что сущность капитализма, сущность буржуазного общества остается одинаковой всегда, какие бы изменения не претерпевала бы его внешняя оболочка.
Ещё отмечу роман В. Шишкова «Угрюм-река». Это произведение не только показывает суть капитализма, но и то, во что превращает человека жажда наживы. Внешние картины времени и места становятся в романе всего лишь фоном главного действа: истории превращения человека в двуногого зверя. Причиной такой страшной трансформации является частная собственность. И лишь неисправимо наивный человек после прочтения этой книги может считать, что сущность нынешних акул капитализма изменилась в лучшую сторону. Чем от Прохора Громова отличается, к примеру, депутат-буржуй Лозинский? Может быть, только тем, что литературного героя мучили остатки совести. Но нынешним господам эта субстанция, по всей видимости, вообще не знакома.
3. Итог
В заключение сделаем некоторые выводы из того, что мы рассмотрели, но для начала коснемся понятия литературных героев. Писатель предлагает образец для подражания, исходя из своего субъективного взгляда. Конечно, не всегда, но читатель привык искать в книге образ, которому сопереживает и в чем-то начинает подражать. Герои Толстого очень актуальны для своего времени. Та же Анна Каренина. Тогда тема избавления женщины от феодальных оков патриархального рабства и бесправия, лживой и лицемерной «морали» касалась всех. Аналогично с героями «Войны и мира», в которых воплощалось всё то, что волновало общество тех лет. Но волнует ли это современного человека? С героями Достоевского ещё печальнее. К слову, сам Достоевский обличал капитализм, но с реакционных позиций. В то время прогрессивная молодежь, отвергая реакционную составляющую, или преодолевая ее, принимала, как своё, осуждение мерзостей капитализма. Через 100 лет - наоборот. Общество взяло реакционные взгляды писателя и пропустило мерзости капитализма. Понятно, их в то время перед глазами не было. За то были, почти сексуальные фантазии обывателей о мифическом капиталистическом «рае», где нет очередей, а в магазинах полсотни сортов колбасы.
Так же надо заметить, что «раскольниковых», как антитезу, приходившую с топором к старухам-процентщицам, общество массово породило ещё в конце 80-х - начале 90-х годов прошлого столетия. Сейчас, по мере нарастания кризиса, поднимается, в чисто криминальном смысле, новая волна наследников этого персонажа. Однако как раз именно этот образ в реальности подвергся качественной «модернизации». Поэтому здесь Достоевский устарел даже, как зеркало. Это, кстати, очень хорошо показал современный писатель А. Бушков в романе «Стервятник».
Перефразируя известное выражение сообразно реалиям нашего недавнего прошлого - эпохи первоначального накопления капитала: «Господь бог создал людей разными, а товарищ Калашников уровнял их». И никакой интеллигентской рефлексии!
Опять же, я не утверждаю, что подросткам и молодежи не надо давать серьезной художественной литературы. Более того, в новом социалистическом обществе образование должно быть построено так, чтобы учить новое поколение мыслить, и чтоб 14-16-летние подростки могли спорить и рассуждать по произведениям «авторитетов» прошлого, понимая их достоинства и недостатки, а не тупо кланяясь навязанным идолам.
Способен ли кто-нибудь это делать теперь? В лучшем случае - единицы! Поэтому и основной массе пока нужны более однозначные герои и произведения.
Далеко не всех писателей система способна превратить в «безвредные иконы». Однако, в общем, этот процесс прошел в нашей стране достаточно успешно. Но не только благодаря насаждению сверху «правильного» понимания того или иного автора, а и при помощи навязывания сложных для понимания в юном возрасте произведений. И началось это всё, как раз, в застойном СССР. Кстати, именно тогда из школьной программы убрали «Угрюм-реку» В. Шишкова. Буржуазия очень хорошо понимает, что книга - это серьезное пропагандистское оружие, т.к. художественная литература описывает и объясняет жизнь общества языком эмоций и чувств. Этот язык для многих понятнее, доступнее и проще, чем терминология научной философской или политической книги. Этим обстоятельством наш враг пользовался и успешно продолжает пользоваться. А современное комдвижение - нет, не придавая большого значения роли литературы и искусства как оружию пропаганды в целом. Сами коммунисты в большинстве своем удовлетворены культурными шаблонами застойных времен.
А самое главное - нельзя ныне ехать только на титанах классики, которых, пусть они даже полностью наши, должны дополнить титаны новой литературы. А их пока особо не видно и не слышно. Мало сейчас прогрессивных писателей, тем более, писателей революционных. Всё больше реакционеры вокруг плавают.
Поэтому надо отыскивать и продвигать в массы современную прогрессивную книгу, не забывая, конечно, и классику, но выдвигая на первый план всецело нашу литературу, предварительно сбросив со своих душ оковы чуждых нам шаблонов.
Послесловие
Вот и закончена статья, которую товарищи ожидали от меня давно. К сожалению, загруженность и другие обстоятельства помешали написать эту работу сразу, по «горячим следам» дискуссии. А ближе к лету, тем более, в летний период, который выдался экстремальным, у всех было много других забот, и статья не произвела бы того эффекта, на который я рассчитываю.
Но близится осень. Надо с новыми силами браться за наше общее дело. А такие дискуссии идут ему на пользу.