Достоевский и революция
2010-02-08 Дмитрий Мартиров
Чтобы нечто уничтожить, нужно дать ему расцвести.
Лао-Цзы
Примерно две недели назад мы опубликовали на нашем сайте работу Саши Герасимова «Почему сейчас мало читают?». Хорошая, надо сказать, получилась у Саши статья, зубастая. Жалко, правда, что пришлось подвергнуть ее нещадной цензуре, из-за которой читателям стали недоступны самые красочные и злые места, но что поделаешь: мы ведь ужасно культурное издание, нас и детки читают, и женщины, и даже интеллигенты, временами.
Это что касается формы. Что до содержания, то на нем нам придется остановиться несколько подробнее. Прежде всего, привлекает внимание отсутствие у автора пиетета ко всяческим авторитетам, что, конечно же, не может не радовать. Вот, все мы с вами привыкли считать, что Достоевский и Толстой - это два великих титана мировой литературы, знать и понимать которых обязан каждый человек, если, конечно, он стремится быть хоть капельку «культурным». А Саша решил не принимать этого общепринятого мнения на веру, что, опять-таки, прекрасно, ведь, как сказал один старый большевик: «Дурак - это тот, кто верит».
Что ж, не будем уподобляться «дураку» и попытаемся понять, действительно ли нужны нам эти «классики» (возьмем их пока что в кавычки, на всякий случай). Возьмем Достоевского[1] - Саша ругает его больше всех, даже советскому обывателю - и то меньше досталось в его статье. Чем же провинился наш Федор Михайлович? А вот чем:
«Именно воспитанная в духе поклонения идолу классической русской литературы интеллигенция вопила потом о «России, которую мы потеряли». Именно она выла о «слезинке ребенка», хаяла Ленина, Сталина, большевиков и побежала «спасаться» в религию. И все это произошло благодаря «идолу» Достоевскому, который откровенно чужд социалистическому строю. Его произведения проникнуты религиозным мракобесием, интеллигентской рефлексией, ненавистью к революционерам и просто откровенной шизофренией. Это неудивительно - сам Достоевский - полусумасшедший, потому что пережил ожидание смертной казни и каторгу. А ведь только очень крепкий дух способен вынести подобные испытания. Но зачем произведения несчастной больной личности возводить в светочи и столпы русской и мировой литературы? Притом, что навязывание Достоевского в таком искаженном образе шло в социалистическом обществе, воспитывая его врагов. ... К слову, обратим внимание на современную школьную программу по литературе. В ней кастрированы Пушкин и Лермонтов, из нее вообще исчез Некрасов. Но Достоевский и Толстой остались почти в прежнем объеме. О целях и задачах буржуазной школы мы знаем: превратить подростка в тупого и покорного скота-раба! Выходит, подобное творчество способствует этому превращению. Во-первых, потому что своей неактуальностью, скукой и мягкотелостью, которые подкреплены школьной принудиловкой, отбивает желание читать вообще. А во-вторых, потому, что проповедуемые в этих произведениях идеи отвращают подрастающее поколение от борьбы за справедливое переустройство общества. Да, именно те самые «слезинки ребенка», «бесы» и т.д.»
Идолопоклонство - штука мерзкая, что и говорить. Но не стоит забывать, что в идол можно превратить что угодно и кого угодно, даже самых что ни на есть «идеальных» (таких, впрочем, не бывает, к счастью) людей. Ведь, именно воспитанная в духе поклонения «идолам» Ленина и Сталина интеллигенция... Дальше продолжать? Дело, ведь, сколь я понимаю, не в том, что некоторые «идолы» чужды социалистическому строю, а в том, что этому строю должно быть чуждо идолопоклонство вообще, иначе ничего хорошего не получится. «Поменьше бы нас хвалили, и побольше бы старались разобраться в том, что мы делаем», - так сказал бы товарищ Ленин.
В общем, если Достоевский когда-либо и был для кого-то идолом (хотя такое предположение кажется мне слишком уж спекулятивным), то сам писатель в этом отнюдь не виноват. Что же касается утверждения, будто это именно из-за него постсоветские перевертыши в массовом порядке «покаялись» и стали на коленки брякаться, то из уст человека, разделяющего тезис о том, что «сознание - это осознанное бытие», это слышать довольно странно[2].
Далее, насчет «враждебности социалистическому строю». Достоевский был реакционер, это бесспорно. Реакционер отъявленный, свято верящий в свою правоту, утонченный, а, значит, очень опасный. Всякий, кто читал «Дневник писателя», знает, что все нонешние защитники русского и украинского «патриотизма», все эти проповедники возвращения к «корням» (восходящим чуть ли не к Палеолиту) - просто мелкие шавки по сравнению с Достоевским. Более того, Достоевский был очень религиозен, а религия - она, как известно, опиум и мерзость. Все это так, спору нет.
Но Федор Михайлович шизофреничен, это Саша тоже правильно и к месту подметил. Ожидание смерти сыграло в этом свою роль, хотя признаки душевного разлада проявлялись и ранее, например, когда писатель выдумывал своих «Бедных людей» и плакал от сострадания к ним. Это, правда, была шизофрения особенного рода, очень сложная для понимания. Сам он пытался выразить сущность той трещины, которая поделила его личность на две враждебные половины, в своей повести «Двойник», но из этого ничего особенного не вышло, как, вероятно, не выйдет и у нас.
Что можно сказать с уверенностью, так это то, что у Достоевского во всем проявляется эта трещина, это непримиримое единодушие света и тьмы. Взять хотя бы нашу главную тему - отношение писателя к революции. В молодости он был революционером-утопистом, страстно верившим в то, что социализм, достигнутый путем нравственного усовершенствования общества, сможет создать нового человека и новый мир. Николай Первый, очень дороживший своей кличкой «жандарма Европы», нашел самый действенный способ подорвать эту прекрасную, хотя и наивную, веру: писателя и его товарищей (они тогда еще только Глинку вместе слушали, Фурье читали и собрали печатный станок, хотя для начала и это было неплохо) приговорили к смертной казни, и в самый последний момент ... простили. Это только рассуждать об этой знакомой всем нам истории легко, а когда ты, как Достоевский, честно выгораживал своих товарищей (он пытался, по возможности, взять побольше «вины» на себя) и уже приготовился к смерти, не отрекшись от своих идеалов, а тут тебя, ни с того ни с сего, прощают - после этого не так легко продолжать ненавидеть монархию, как кажется, даже не смотря на четыре года каторги и последующую солдатчину.
Нет, Достоевский не отрекся от своей веры в «нравственное усовершенствование» и в то, что «когда-нибудь все обнимутся», но кто из людей не хотел бы в это верить? Очень мало найдется таких уродов, у которых где-нибудь, хотя бы очень глубоко в душе, не нашлось бы потребности в том, чтоб все «обнялись». Тут все дело в методе, в том, на какой основе возможно такое объединение, короче говоря, в ответе на вопрос «Что делать?». А Достоевский после «трагедии» отвечал на этот вопрос крайне реакционно: он говорил, что нужно верить в Христа и русский народ, который несет Спасителя в своем сердце. Когда пишешь эти строки, вспоминается 1905 год, и становится мерзко.
И, опять-таки, «но...». Здесь именно и вступает в дело та самая «шизофреничность». Сотрудник «Гражданина» (руководимого будущим обер-прокурором священного синода Победоносцевым), Достоевский пишет пасквили на революционеров и атеистов, показывает их самолюбивыми, опустошенными, отчаявшимися людьми, приводит своего Ставрогина к покаянию, а Карамазова к безумию и ... Люди читают его книги именно для того, чтобы видеть этих «одержимых», чтобы хоть ненадолго приобщиться к этому «безумию». То, что Достоевский сознательно пытается опровергнуть, в действительности у него получается утверждать.
Взять хотя бы его последний роман, «Братья Карамазовы», из которого и происходит столь нелюбимая Сашей фраза о «слезинке ребенка». Мало кто знает, что это лишь первая часть дилогии, лишь пролог к главному роману Достоевского, который он не успел написать, потому что умер. По этому поводу сохранилась запись в дневнике А.С. Суворина, где он упоминает, что Федор Михайлович рассказал ему 20 февраля 1880 года, «что напишет роман, где героем будет Алеша Карамазов. Он хотел его провести через монастырь и сделать революционером. Он совершил бы политическое преступление. Его бы казнили. Он искал бы правду и в этих поисках, естественно, стал бы революционером»[3]. Мало того, у Алеши был реальный прообраз - Дмитрий Владимирович Каракозов, участник кружка социалистической пропаганды, который 4 апреля 1866 года совершил неудавшееся покушение на императора Александра Второго. Вот вам и скромный послушник монастыря, ученик сострадательного старца Зосимы, сын кликуши и развратника, которого автор характеризует как «подающего самые большие надежды» из «новых людей».
Или та же слезинка ребенка. Я понимаю и разделяю возмущение Саши, ведь этот образ использовали «люди», которые пытались с помощью него «обосновать» тот строй, который сделал тысячи наших девочек проститутками, и сотни тысяч наших детей беспризорными, больными, голодными, мертвыми... Впрочем, что там сотни тысяч - миллионы. Но Достоевский и Солженицын - далеко не одно и то же, как бы этого не хотелось ораве «русских патриотов» и «либералов». Более того, как убедительно показал товарищ Бушин в своей книге «Солженицын - гений первого плевка», это есть две абсолютные противоположности. Вот что очень важно понять.
У Федора Михайловича «слезинка ребенка» есть призыв к бунту. Иван Карамазов так аргументирует свое неприятие замыслов Бога и той идеи, «что все к лучшему в этом лучшем из всех возможных миров». Он говорит, что никакой будущий рай не искупит ни одной детской слезы и делает свой выбор - страдать, вернее сострадать, здесь, на земле, пытаясь облегчить страдания человечества. И это очень круто. Ни один искреннее верующий человек не сможет ответить на вопрос Карамазова, как не отвечает на него и сам Достоевский. Он, правда, выставляет все так, будто Иван во власти «дьявола», и хочет на самом деле денег, а потом и сходит с ума, как водится. Но с ума сходит в конце другого романа и князь Мышкин, а он, ведь, «Христос», вообще-то. Вот и получается, что никто так не похож на Христа в «Карамазовых» как ... Иван.
В общем, от «Карамазовых» одна дорога - в атеисты. Умные попы, типа Аверинцева, об этом догадываются (Смотри его «Великий Инквизитор» с точки зрения advocates diabolic») и, сами того до конца не осознавая, втайне ненавидят Достоевского. Многим же не столь изощренным людям, как Аверинцев, Достоевский помог вырваться из оков религиозного сознания, а ведь известно же, что «критика религии - это предпосылка всякой другой критики».
Впрочем, мы, кажется, отвлеклись и перешли на личное. Подводя итог всему сказанному здесь о великом русском писателе, можно сказать, что он был, конечно же, реакционером и шизофреником, но недостатки его были по существу лишь продолжением его достоинств. Они с Гегелем оба такие - самые революционные из всех реакционеров, один довел до самой высшей точки развития понятие Бога, другой достиг высшего напряжения противоречия религиозного сознания на чувственном уровне, а довести нечто до конца - означает, фактически, снять это нечто, уничтожить его в диалектическом смысле этого слова.
Я знаю, что Саша со мной не согласится, ведь нельзя, наверное, никому доказать, что Достоевский - хороший писатель, это надо как-то ... нутром почувствовать, что ли. И, тем не менее, должен выразить свою твердую уверенность: такие писатели, как Федор Михайлович, для построения коммунизма не просто нужны, а прямо-таки необходимы. Ведь, какая угодно идеология, будь она трижды правильная и поэтичная, не «дойдет» до человека, если она формулируется в виде системы догматов, которые должны быть подвергнуты непосредственному усвоению. Как показывает наша печальная история, фразы типа «Бога нет! Так сказал Леонид Ильич, ссылаясь на Владимира Ильича» не работают. Нужно так построить процесс обучения, чтобы человек последовательно проходил все этапы развития сознания человечества - только так можно добиться того, чтоб пролетариат осознал свои классовые задачи как задачи общечеловеческие. А если мы будем сбрасывать с «корабля истории» как балласт серьезные книги, требующие, чтобы над ними пострадали, - ничего у нас не выйдет, кроме сплошной фантастики.
Толстого «брать» не будем, он достоин отдельной статьи. ↩︎
Сашин аргумент касательно того, что Толстого и Достоевского «оставили» в буржуазной школе я не разбираю, так как он даже с формальной стороны несостоятелен. Так можно сказать: «Как закалялась сталь» из школьной программы убрали, а Пушкина с Лермонтовым оставили, значит, какой цели служат Пушкин и Лермонтов?» ↩︎
См . Достоевский М., «Молодая гвардия»,1963 «Жизнь замечательных людей» под редакцией Л. Гроссмана, стр.513 ↩︎