Ч.2. Наши духовные ценности

2010-03-31 Андрей Самарский

Продолжение статьи «Во что рядится чванство 20 лет спустя?»

Принято считать, что носителями высших духовных ценностей народа является интеллигенция - поэты, писатели, публицисты, философы, художники, разные культурные деятели. Так называемая «духовная элита нации». У каждого народа она своя, она призвана нести идеи в массы, указывать, куда и как массам следует идти. А что же сегодня?

Бросив беглый взгляд на современное состояние украинской культуры, первое, что хочется сказать: у нас нет никакой элиты. Есть давно устоявшийся круг людей, занимающих определенные должности в различных культурных или научных учреждениях, которые ничегошеньки из себя не представляют, но упорно считают себя «элитой». Можно, конечно, правомерно возмутиться: «какая же это элита?»

На самом деле все гораздо сложнее. Элита у нас есть, и она - именно те, кто о себе так и говорит: «мы - элита нации». Другое дело, что она не совсем соответствует устоявшемуся представлению. Но ведь дело не в представлениях. Дело в реальном существовании - наша элита соответствует нашей эпохе.

Другое дело, что на дворе - не просто эпоха заката, а эпоха сильнейшей реакции и поэтому - деградации. И элита, как ей и положено, идеально выражает эту тенденцию. Нет, нашим «светочам» не наплевать, они даже переживают, что все идет «не так». Беспокоятся за народ, бьют тревогу по поводу потери духовности, смены жизненных идеалов. Одни видят причину в неумении обрести «действительную государственность», другие - в угрозе глобализации, сметающей национальные различия и несущей нам совсем другие ценности.

Но что-то в этом «переживании» кажется ненастоящим, даже для неискушенных. Искренние переживания нашей элиты за народ, похожи на переживания героев горьковской пьесы «Егор Булычов и другие». «Народу перепорчено - много... Слышно - большой разврат пошел по деревням», - сидя за богатым купеческим столом, рассуждают обедающие о бедствиях, причиненных Первой мировой. И с точки зрения их классовых интересов дело действительно обстоит плохо. «Старики да мальчишки остались. Князю полсотни пленных дали, так они в лесу не могут работать».

Аналогично, наши «блюстители» тоже очень переживают, что из-за бездуховности народа сильно страдает их национальная идея. Ситуация очень парадоксальная: в плане нации и самостоятельности все случилось так, как они хотели. Но те пороки, против которых боролись диссиденты в СССР (например: мещанство, лицемерие, формализм, бюрократизм), не только не исчезли, а расцвели еще пышней. А идеалы, которые они несли как знамя, сейчас затмились совершенно другими, противоположными.

Сами бывшие диссиденты давно утратили народный авторитет. Более того, наша культурная элита жалуется, что для многих украинцев перестали быть авторитетами даже классики - Т.Г. Шевченко, И.Я. Франко, Леся Украинка. А дышащая в спину старой гвардии молодая украинская элита намекает, что времена, когда классики имели влияние на массы, бесследно прошли.

Конечно, жаловаться на гуманитарную катастрофу куда проще, чем попытаться разобраться в ее причинах. Журналистка Елена Лосото еще в 80-х подметила, что идеал чванства - это мелкий хозяйчик, которому плевать на все, что не касается его личной выгоды. Духовность здесь постольку поскольку. Если она приносит выгоду, например, как нынешней элите в виде окладов и премий, - о ней будут беспокоиться. Но ведь не все работают в культурных ведомствах. Для простого народа культура не только перестала быть жизненной необходимостью, а даже стала обузой. Чтобы «подняться» в реальных жизненных условиях, это, сами знаете, может только помешать. Культура стала кабинетной, и существует только потому, что есть соответственные ведомства, должности и строка в государственном бюджете.

Кто же из интеллигенции борется против этого всепоглощающего мещанства и как борется?

Среди украинских литераторов сейчас найдется очень мало тех, которые остались верными своим принципам. Большинство яворивских и павлычек, которые до развала Союза во всем шли в русле КПСС, буквально за ночь сменили свои убеждения на противоположные. А затем с потрохами продались новой власти (правда, последняя совсем не оценила их: кто же станет дорожить тем, что куплено за копейки). Но есть и такие, кто не продался.

Самым большим авторитетом в современной литературной среде пользуется Лина Костенко. Мастер художественного слова, непревзойденный живописец поэтических образов. Современники считают ее живым классиком. Вокруг нее - ореол таинственности; пресса создала образ бескомпромиссного борца, ущемляемого советской властью за свою принципиальность, но сохранившего свои принципы и в нынешние времена. Она ведет непубличную жизнь, отказывается переиздавать свои произведения, не жалует власть, и, по всей видимости, нынешнюю эпоху вообще, с ее идеалами и целями. Литературные критики не устают повторять, что все ее творчество - дорога бескомпромиссной борьбы за Украину, национальную идею, самоидентичность украинского народа, его духовную жизнь, культуру. Ее часто любят сравнивать с Лесей Украинкой, да и ей самой импонирует это сравнение - по словам Костенко, она часто искала вдохновение в творчестве великой поэтессы.

Лина Костенко и Леся Украинка. Две личности разных эпох, два портрета идейного борца. Обе, как мне кажется, достойны называться яркими выразительницами магистральных направлений развития украинского народа, и неважно, что их разделяют почти сто лет.

Поэзия - это сфера символов и сложных образов. Лирику не всегда можно понимать буквально. Многие стихотворения часто проясняет жизненный путь автора, его гражданская позиция. Конечно, имеются ввиду не те особенности личной жизни, которые любят выставлять напоказ наши богемные люди. Личная жизнь литератора, его индивидуальные переживания сами по себе ничего не стоят. Дело не в личном, дело в общественном. Поэт - деятель своей эпохи, и насколько он сумел выразить ее в поэзии, настолько он состоялся как поэт. Лучшими поэтами всегда были революционеры, люди, которые не просто писали, а писали для того, чтобы перевернуть, изменить мир. Леся Украинка была из числа лучших революционеров своей эпохи, но чтобы понять ее творчество, необходимо понимать, что то была за эпоха, и за что боролась поэтесса. То же касается и второй эпохи, которую мы рассматриваем.

Большая проблема в том, что современный читатель практически не понимает прошедшие эпохи. Знание хронологии событий ровным счетом ничего не дает для понимания. Вдобавок, сегодняшняя идеология часто искажает фактическую картину, замалчивая одни факты и акцентируя внимание на других. Эпоха, в которую творила Леся Украинка - время пробуждения народов Российской империи, время зарождения рабочего движения, время активной деятельности революционеров. Революционность была чем-то само собой разумеющимся для интеллигенции, каждое новое поколение старалось быть радикальнее предыдущего. Семейные традиции (дядя Леси Украинки - демократ-революционер Михаил Драгоманов), прогрессивное окружение не могли не влиять на убеждения молодой поэтессы.

Важно вспомнить, что тогдашняя передовая интеллигенция (не в пример сегодняшней, отнюдь не передовой в своей подавляющей массе) в большинстве не различала свою судьбу и судьбу народа. Реально, а не на словах.

Речь шла о том, чтобы изменить не сознание (духовность) масс, а изменить реальный мир. Не просто сделать народ образованным, а в виде образования дать ему инструмент для преобразования своего бытия. Не просто избавиться от национального гнета и обрести свою государственность, а уничтожить систему угнетения вообще. Ведь, как писал И. Я. Франко, «политическая независимость ничего не значит для людей, если остается внутренняя социальная несвобода»[1]. Это прекрасно понимала и Леся Украинка, подтверждая свое понимание делом.

Лина Костенко - представительница поколения «шестидесятников». И хотя в деятельности шестидесятников не было ничего антисоветского, сейчас их скопом записывают в «борцы с режимом». Что правда, местами неграмотная политика властей по отношению к ним, действительно стала причиной возникновению подобия «культурной оппозиции» в лице некоторых интеллигентов, но они не оказывали большого влияния на массы.

Ситуация изменилась в конце 80-х, когда СССР начал разваливаться изнутри, а партия стала «главным менеджером» развала. Революция, которая подняла наш народ к высотам мировой культуры, очистив от вековой немытости и избавив от поголовной безграмотности, сменилась откровенной контрреволюцией. Поэты-шестидесятники вдруг стали ее знаменем, символом «национального освобождения». На них возлагалась миссия возродить «утерянный дух народа», вернуть ему собственные культурные ориентиры, дать национальную идею. Образ Лины Костенко - бескомпромиссного борца, оказался очень востребованным новой струей.

Удивительное дело: часто, считающие себя учениками великих людей, реально действуют в противоположном направлении. Несмотря на некоторую внешнюю схожесть, Леся Украинка и Лина Костенко представляют две разные, а точнее, противоположные идеологии. Противопоставление двух поэтесс основывается на глубоких противоречиях как их мировоззрения, так и направлений их общественной деятельности. Прежде всего - различные классовые позиции.

Классовость в творчестве Лины Костенко на первый взгляд вообще отсутствует. Из ее стихов предстает образ сильного человека, знающего и понимающего, а поэтому стоящего слегка выше общей массы. Будь то Маруся Чурай, Богдан Хмельницкий или героиня ее интимной лирики. Это не просто сильная личность - она глубоко обеспокоена состоянием народа, ей небезразлична его духовное состояние. Костенко тоже противник «мещанского кодла» и фальшивых ценностей в виде материальных благ. Можно не сомневаться, что поэтесса ненавидит чванство и снобизм. Что касается морали, то здесь мы видим образчик высоких принципов, ее лирика содержит много подобных примеров. В таких случаях обычно говорят «закалка еще та».

Но ведь то, что кажется моральными качествами вообще, на самом деле след конкретной эпохи - послевоенного времени, которое формировало Лину Васильевну. Классовость же выступает не в том, что сказано, а, наоборот, в том, что не сказано, но о чем непременно должен говорить поэт, если он претендует указывать народу путь вперед.

Говоря о народе, сейчас не принято вспоминать о существовании классов. Более того, вместо слова «народ» предпочитают говорить слово «нация». В своих редких публицистических статьях Лина Костенко возмущается, когда в Украине кто-то смеет утверждать, что национальная идея не сработала, что у нас нет элиты. Но сколько ни возмущайся, проблема сама собой не решиться. Вывод поэтессы простой и жесткий: вести войну, причем главный враг - мы сами. Нужна «шоковая терапия», поскольку «целебные травы» не в состоянии поправить «генетическое здоровье нации».

По ее мнению, мы утратили национальную идентичность - результат украинского менталитета, созданного столетиями безгосударственности[2]. Здесь нет ни малейшего намека на классовую борьбу. Зато есть прозрачный намек на Россию: чистый образ Украины, деформированный нею (и СССР), необходимо возродить, тогда о нас заговорят в мире, только тогда у нас будет будущее.

Леся Украинка жила во время страшнейшего национального гнета: царская власть действительно накладывала запрет на украинский язык, препятствовала развитию украинской культуры, формированию украинской интеллигенции. Но при этом великая поэтесса ни в одной строчке не позволила себе укор в адрес российского народа. Хотя, повторюсь, оснований на это у нее было намного больше. Она четко различала, что в каждой нации есть две нации. Есть класс угнетающий, а есть класс угнетаемый. Со вторым она была солидарна, и не только в России, а и в любой другой стране. Против первого - боролась всем своим естеством. Я думаю, живи она сейчас, ей бы и в голову не пришло возмущаться, как возмущалась Лина Костенко, что Украина жила когда-то в союзе с другими братскими народами.

В 1902-1903 гг. Леся была на лечении в Италии. На то время это была капиталистически развитая страна со сформированным пролетариатом. Условия жизни фабричных пригородов, где никогда не рассеивался дым, до глубины души потрясли украинскую поэтессу. «Тот дым проник мне в сердце / И сердце больно сжалось, онемело / И уж не говорило мне: «чужбина»[3]. Так в украинской литературе родилось первое стихотворение, посвященное пролетарскому интернационализму.

Долгое время у украинского народа не было не только своей интеллигенции, а и своей буржуазии, еще раньше - своего дворянства. Может быть поэтому, чтобы различать классовую борьбу и национально-освободительную, зачастую тесно переплетенную в истории, в своих поэмах Леся Украинка обращается к другим народам и другим эпохам. В произведении «Давня казка», она пишет: «Не поет, хто забуває про страшні народні рани». При этом ее волновал не просто народ в целом, не абстракция, а наиболее угнетенные. История свидетельствует, что настоящие поэты всегда были сердцем революции, выразителями ее чувств. Не случайно в данной поэме устами народного певца, она советует «посмотреть какого цвета кровь и кости у господ».

Если Леся Украинка бросала клич «вставай хто живий, в кого думка повстала», то она точно знала, к кому она обращалась. И слова подбирала подходящие - понятные массам. Недаром этот стих - «Досвітні вогні» - пересказывали друг другу рабочие, которые сидели в тюрьмах за революционную деятельность. Ее стихи с успехом использовались в прокламациях к пролетариату, вчерашнему крестьянству, потому что были близки людям труда. Поэтесса интуитивно чувствовала, что именно рабочий класс должен сыграть решающую роль в исторической борьбе против всякого угнетения: «Ще сонячні промені сплять, / Досвітні огні вже горять. / То світять їх люди робочі».

В начале прошлого века она налаживала доставку революционной литературы из-за границы, работала над переводами марксистских произведений. Все это делалось для простого народа. Еще в юности Леся участвовала в неформальной организации «Плеяда», переводившей и издававшей лучшие образцы человеческой культуры на украинский язык. Единомышленники ориентировались на самые бедные слои: полиграфия была самая плохая, зато цена доступная (да и небедные, как правило, владели языками и читали русских и мировых классиков в оригинале - для них не нужно было переводить). Привычку служить простому народу Леся Украинка сохранила до самой смерти, как в периоды подъема, так и в периоды спада, периоды жесточайшей реакции.

Начало 1990-х. Наступает второй период «молчания» Лины Костенко. Она не пишет новых стихов, не издает и не переиздает свои произведения, перестает вести активную общественную деятельность. Литературные критики считают, что первый период молчания (60-70-е) был протестом поэтессы против «сворачивания советской властью свободы шестидесятых». Второй - протест против того, к чему сейчас пришла Украина. В первую очередь - недовольство «поведением» народа, который забыл свои корни, утратил национальные ориентиры, и, что хуже всего, не спешит решительно воплотить «национальную идею» в жизнь. Ее бывшие соратники так и говорят: наше время не достойно того, чтобы Лина Васильевна писала для нас.

Середина 1990-х. Лина Костенко впервые посещает Чернобыльскую зону и с тех пор регулярно участвует в этнографических экспедициях Центра защиты культурного наследия от чрезвычайных ситуаций. Цель - по крупицам восстанавливать быт и историю местного этноса - полещуков. Работа тяжелая, опасная, и, в общем, неблагодарная - явно не для «пиара». Безусловно, это подвиг, как сейчас принято говорить, «проявление твердой гражданской позиции». Мало кто из ее коллег по перу способен оторвать свое тело от кресла в уютном кабинете и поработать не за славу.

Но есть и другая сторона. Лина Васильевна считает, что Чернобыльская катастрофа - это прообраз катастрофы, которая постигла Украину. Это «экстремальная метафора утраченной, отнятой Родины. В этом мире полещуков скрывается живительная способность вернуть утраченную память»[4]. Может быть, поэтесса считает, что таким образом она приобщается к возрождению страны? Побороть символ катастрофы народа - побороть саму катастрофу. Наверное, такое замечание кажется придиркой, грубым «наездом», но поскольку Лина Костенко - отнюдь не рядовой украинский литератор, то и претензии к ней будут серьезные. Когда Украина лежит в руинах, Чернобыль - далеко не единственная, и уж точно не самая большая проблема нашего народа. Наоборот, только с эффективной экономикой можно решить проблемы, принесенные этой катастрофой. Поэт должен быть на своем месте, ни в коем случае не суживать сферу своей деятельности. Ведь вряд ли кто-то сделает за него его работу - особенно, если речь идет о уже состоявшемся поэте, признанном народом.

Если страна стоит на краю пропасти, то народу нужнее всего умная мысль, способная указать путь спасения. В 90-х Украина, как и большинство постсоциалистических стран, встала на рыночный путь, что сразу же привело страну к катастрофе. Люди были поставлены на грань выживания. Зверские законы капитализма неизбежно превращают людей в животных. Гуманитарная катастрофа - следствие социальной катастрофы. Как говорил немецкий философ Людвиг Фейербах, человек способен увидеть прекрасное, только когда ему не приходиться думать о куске хлеба. О прекрасном пришлось забыть. Привычная многим культура сменилась новой, нас завалили продуктами западной массовой буржуазной культуры. Голливуд без труда заполнил нишу вместо убитого отечественного масскульта, и т.п. Перечислять все примеры нет смысла, каждый сам без труда их найдет.

Лина Костенко считает, что экономика и культура никак не связаны, ссылаясь, что в истории можно найти много примеров экономического упадка, и даже разрухи, когда пышным цветом расцветала культура. Т.е. экономическая разруха и социальная деградация не могут служить оправданием культурного упадка народа. По ее мнению национальная идея может и должна стать основой всякого, в том числе и экономического развития (уже затем, после культурного возрождения). В философии это называется идеализмом. Такое направление имело место в истории, имели замечательных представителей: Платона, Канта, Гегеля, но уступило более сильной философии - диалектическому материализму.

Владение передовой теорией всегда играло важную роль в деятельности революционной интеллигенции. Работники сферы искусства привыкли мыслить не логическими категориями, а образами, больше отдаваться чувствам. Такая разорванность мышления и чувств - объективный результат разделения труда в классовом обществе. Но прогрессивным может быть только тот человек, который преодолевает эту разорванность. Леся Украинка, в поисках истины, никогда не стремилась придумать свою, «удобную» теорию. Ее идеология - идеология социального освобождения. Только через эту призму можно понять ее творчество.

Несмотря на то, что поэтесса творила для широких масс - она не упрощала идею освобождения, не пыталась склеить ее из «вечно понятных» народу истин - элементов религии. Наоборот, ей была противна идея некоторых социал-демократов - пояснять малограмотному народу идеи социализма примерами из христианства. Особенно популярной была тема революционности первых христиан. В письме к А. Крымскому Леся Украинка поясняет идею своей поэмы «В катакомбах»: «... в первоначальной галилейской пропаганде я вижу зерно этого рабского духа, этого узкосердечного политического квиетизма, который так разыгрался потом в христианстве. ... Коммунизм первых христиан - это фикция, его никогда не было, или это был коммунизм нищего, у которого все равно не было никакого имущества, или коммунизм богача, который бросает крохи со своего стола «коммуне» собак, сидящих под столом своего господина. Вот и все...»[5] По ее мнению, если у ранних христиан и можно чем-то восхищаться, то только «в сфере чувств, но не теории».

Для Леси Украинки религия является преградой на пути развития нашего народа. Эти идеи она излагает в упомянутой выше поэме. Действие происходит в Древнем Риме. Раб-неофит приходит в общину первых христиан, которые собираются в катакомбах. Но, по ходу разговора с главой церкви, блеск в его глазах тускнеет: оказывается там, на небе, тоже будут рабы - рабы божьи. Его не удовлетворяет пояснение, что быть рабом Бога - наивысшее благо. «И ради этого, христиане так мужественно гибнут на аренах, поедаемые дикими зверями?» - не укладывается в его голове. «Почему же христиане не пытаются изменить этот, земной мир?» Но среди приверженцев новой веры есть как рабы, так и патриции. Псевдоидиллия угнетенных и угнетателей. Они ему объясняют, что существующий в Риме порядок установлен Богом, бороться против него - перечить Ему. В конце концов, раб проклинает христиан и уходит в лагерь восставших рабов, расположенный за Тибром.

Насколько это контрастирует с идеями нынешней элиты! Для большинства представителей современной интеллигенции вера в бога выступает чуть ли не основой духовности украинского народа, продолжением вековых традиций, маяком в бездушном мире. Дальше этого их мышление и чувства не поднимаются. В пику им произведения Леси Украинки можно и сейчас, через сто лет, провозглашать как манифест настоящей духовности нашего и других народов. Это при том, что она жила в ту эпоху, когда церковь была гораздо сильнее, а наука не имела авторитета у масс.

Когда-то, в темное Средневековье, религия, в силу объективных условий развития производительных сил общества, была единственным шансом подняться к вершинам человеческих знаний, культуры. Сейчас все с точностью до наоборот: уходят с вершин культуры в средневековую дикость, и еще называют это движением вперед! Леся Украинка по отношению к религии гораздо прогрессивнее любого нынешнего интеллигента. Не зря она - поэт мирового значения.

Обращение к украинской поэзии было бы не полным, если бы мы не коснулись еще одного важного момента.

Образ женщины. Один из самых трагичных в украинской литературе, так же, как и в истории. На женщину всегда ложилась вся тяжесть многовекового полуварварского патриархального быта нашего народа (который, кстати, сейчас додумались воспевать чуть ли не как идеал «настоящести», аутентичности). Начиная с шевченковской «Катерины», украинская литература раскрывает этот образ через самые острые социальные вопросы. Отношение к женщине всегда выступало зеркалом общественного сознания.

Женский образ - центральный в творчестве и Леси Украинки, и Лины Костенко. Обе тяготеют к изображению сильной и чувственной женщины, размышляющей о своей судьбе и о судьбе своего народа. Отличия, как мне кажется, обусловлены именно классовостью позиции, революционностью. Первая, сама в своих стихах, или через своих героев, - всегда показывала женщину как символ угнетения народа, но вместе с тем, символ преодоления угнетения, изменения векового уклада, прекрасно понимая, что освобождение женщины - основное условие освобождения общества.

У второй - этот переход совершенно отсутствует. И не удивительно. Воспевая абстрактные духовные ценности украинского народа вообще, вне зависимости от эпохи и деления его на классы, Лина Костенко так или иначе вынуждена искать идеал в чистом виде. Самый «незасоренный» такой идеал присутствует как раз в образах классического украинского села. Аутентичность - это не только «высокий моральный дух» (почему-то принято считать, что там он был и в действительности высоким), но и все присущие старому украинскому селу патриархальные предрассудки. С другой стороны, не стоя на классовых позициях пролетариата, она (осознавая это или нет), выступает идеологом класса буржуазии. А буржуазное отношение к женщине, как известно, человечностью не отличается: товар, как и все в сегодняшнем мире.

Сама Лина Костенко - продукт социалистических ценностей, как бы это неприятно для нее не звучало. Образ сильной женщины, который постоянно присутствует в ее стихах, - следствие предыдущих общественных отношений, когда женщина действительно ломала устоявшиеся общественные стереотипы. Это было массовое явления. Наверное, поэтесса воспринимала это как должное, а не как результат жесточайшей борьбы нового со старым, новых социалистических отношений с вековым «аутентичным» укладом. Если не показано это преодоление, то вообще непонятно, откуда берется сила. А если не показать ее истоки, тогда невозможно увидеть правильный путь. В итоге, абстрактная «национальная идея» становиться главным ориентиром.

Поэтому, в конечном счете, одна поэтесса - революционерка, а другая - реакционерка, в том числе и по отношению к женскому вопросу.

Интересно, как Елена Лосото описывала судьбу своей бабушки. Та участвовала в революции, затем всю жизнь проработала врачом. Не трудно представить, насколько тяжело было девушке получить образование при царизме. Для того чтобы поступить в вуз было необходимо согласие отца или мужа. Сейчас, конечно, каждый обнаружит в этом вопиющую несправедливость. Но идем дальше. За всю жизнь, бабушка Елены так и не научилась готовить. В ее квартире не было даже кухни! (Сразу представляется массовое возмущение «настоящих женщин»).

Система общественного питания работала хорошо, поэтому дома был только электрочайник. Когда приезжали внуки, она посылала их к соседке, чтоб та приготовила магазинные котлеты на плите (даже котлеты она не умела поджарить!) Разве не вопиющий случай? Конечно, вопиющий. Стандартный образ бабушки - это добрая, хозяйственная пожилая женщина. Она души во внуках не чает, поэтому постоянно стряпает внукам что-нибудь вкусненькое...

Но этот вопиющий случай Елена Лосото показывает не для того, чтобы осудить бабушку. Наоборот, она вспоминает о своей бабушке с восхищением. Именно потому, что та не умела готовить - подобные случаи ломали общественный стереотип «хранительницы домашнего очага».

И еще чем примечателен этот образ - это образ простой женщины. Ведь очень важно понимать, кто есть действительный субъект революции. Каким сильным ни был бы революционер, настоящий герой - это народные массы, во имя и для которых он творит. Потому что только она способна на радикальные изменения общества. Там где останавливается интеллигент, народ идет дальше. Леся Украинка это прекрасно понимала, о чем свидетельствует образ рыцаря в драме «Осенняя сказка». Интеллигенция, не уразумевшая своей исторической роли, рано или поздно станет реакционной. Как и случилось...

Следует еще раз оговориться: претензии выдвигаются не лично к Лине Костенко (просто она - самая талантливая), а ко всей современной украинской литературе, ко всей интеллигенции (и не только украинской). Их идеи и советы - верный путь к гибели нашего народа. Не зная, что предложить, они строят идеологию на отрицании всего советского. Даже сейчас, когда другая эпоха и другие проблемы, они предпочитают не разбираться в настоящем, а по привычке ругать СССР. При этом они якобы выступают то от имени нации, то от имени народа.

Но все-таки есть разница: от имени нации или от имени народа, наиболее обездоленных слоев. Даже если выступать от имени последнего - то это не просто жаловаться: «как ему, бедняжке, плохо живется!» Это, как минимум, вооружить его прогрессивной идеей.

Это, пожалуй, сейчас должно служить главным критерием, как служило для современников Леси Украинки.

Елена Лосото делила интеллигенцию конца ХІХ века на мелкобуржуазную, буржуазную и пролетарскую. Сейчас мы вернулись к тем же общественным условиям. Как никогда, «носителям духовности» сейчас важно смотреть на мир не глазами своей среды, а глазами угнетенного народа. А для этого нужно четко понимать, кто угнетатель.

Но, увы, понимания нет, и похоже от них его ждать бесполезно. Их понимание выражено национализмом. К чему он приводит - история имеет множество примеров: Италия в 1922, Германия в 1933, Испания в 1939, Чили в 1973 и т.д. Пока что сетования наших националистов вполне безобидны: украинскую нацию в мире не знают и не уважают, поэтому нужно о себе заявить. Экономически и политически это значит - стать своими среди империалистических хищников (а по возможности - одним из них) - вот их логика. Пока что все попытки - тщетны, и чем дальше - тем более очевидна бесперспективность этого пути. Но есть и другой путь, который предпочитают не замечать. Этим путем пошли народы Кубы и Венесуэлы, поставив перед собой совершенно иные идеи и ценности. О них говорят сейчас практически все, друзья - приветствуют, враги - ненавидят, но не знающих - нет. Потому, что их путь - это путь революционных преобразований.

Известный советский философ-марксист В.А. Босенко высказал мысль, что единственно правильной национальной идеей в нашу эпоху может быть только интернационализм. И не просто интернационализм, а пролетарский. Мне кажется, что история уже не раз подтвердила эту мысль, будет подтверждать и в дальнейшем.

Классики украинские стали классиками, потому что были интернационалистами, поскольку и не думали зацикливаться только на всем украинском. Наоборот, они несли украинскому народу передовые общемировые мысли, показывали, что другие народы в таком же ярме, и нужно бороться против господ, как и другие. Франко писал, что наши паны ничем не лучше польских или российских, Шевченко вообще устами одного из своих любимых героев говорил «Я різав все, що паном звалось» - настолько ему было ненавистно это слово.

Сейчас слово «пан» стало знаком большого уважения: им величают друг друга «настоящие культурные украинцы». А портреты классиков, наверное в знак «глубокого уважения», поместили на денежных знаках. Лесе Украинке досталась аж 200-гривневая купюра... Оригинально. Оригинальнее только портрет Григория Сковороды на купюре в 500 грн.! Вот бы удивился странствующий философ, который даже дома своего не имел - настолько презирал роскошь.


Несомненно, «неудобные» для нынешней идеологии произведения Леси Украинки, предпочтительно трактовать как утратившие свою актуальность. Ведь если бы она озвучила свои идеи сейчас - «передовые» демократические силы сразу бы подняли вой, усмотрев призывы к разжиганию классовой вражды, отсутствия толерантности, проч. И в законодательстве соответствующая статья нашлась бы. Вся сегодняшняя действительность - против классиков. Может быть, поэтому и жалуются блюстители украинской культуры, что молодежь не вдохновляет ни творчество Шевченко, ни Франко, ни Украинки.

На самом деле, они не работают сейчас, только потому, что их проталкивают в рамках чуждой им идеологии. Сами они никогда не были теми, за кого их сейчас выдают. Но это не означает, что идеалы прошлого уже никогда не «сработают». Они могут стать идеалами, понятными массам, лишь в контексте революционной идеологии. Сила поэзии зависит от силы мысли. Сила мысли зависит от силы идеи, от того, за что борется поэт. Но эта сила никогда не раскроется в рамках реакционной националистической идеологии.

Несмотря на то, что эти идеалы могут показаться старыми - возвращаться к ним придется. Потому что они самые современные какие только могут быть.

А почему я, собственно, обращаюсь к интеллигенции? Ведь она исполняла функцию просвещения, когда большинство людей были безграмотными. Сейчас, когда большинство людей имеют образование, обращаться нужно ко всем.

Наш идеал - это «кухаркины дети», та «темная масса», которая превзошла самих себя во сто крат в процессе революции - в изменении привычного положения вещей, которое порождало угнетение. За какие-то десятки лет, через ликвидацию безграмотности, коллективизацию и индустриализацию, победив фашизм, наш народ из самого дна поднялся к вершинам мировой культуры. С этим скачком может сравниться разве что только жизненный путь Шевченко или Франко. Разве не им, «кухаркиным детям» нужно подражать?



  1. Іван Франко. Що таке соціалізм. Твори в 20-ти томах. Т.19. с.7-16. К.1956. http://ksrevolution.at.ua/blog/2008-07-23-6open in new window ↩︎

  2. См. Ліна Костенко. Гуманітарна Аура Нації. http://www.ukrcenter.com/library/read.asp?id=988open in new window ↩︎

  3. http://www.myslenedrevo.com.ua/studies/lesja/works/verses/alone/055dym.htmlopen in new window ↩︎

  4. Лина Костенко. УКРАИНА как жертва и фактор глобализации катастроф. http://www.day.kiev.ua/18729/open in new window ↩︎

  5. Цит. по «Леся Украинка. М., «Молодая гвардия», 1971, 352 с., с. 255 ↩︎

Последниее изменение: