Мировая революция и национальный вопрос. К вопросу о методе.
2017-07-26 Мария Предеина
Польские товарищи в серии статей плодотворно разрабатывают национальный вопрос: теоретическая нация, эмиграция, etc. Однако мне представляется, что нация берется ими как нечто устойчивое[1], иначе: «твердое», «оседлое»[2].
Между тем, уже в XIX-м веке, к которому теперь принято относиться свысока (не знали-де они глобализации), нация совершает любопытный метаморфоз.
Но сначала небольшая зарисовка:
«Вместо всемирной истории святой Макс дает несколько, к тому же крайне скудных и неверных, толкований немецкой теологии и философии. Если иной раз мы и покидаем, по видимости, пределы Германии, то лишь для того, чтобы утверждать, будто дела и мысли других народов, например французская революция, «достигают своей конечной цели» в Германии, и именно на Купферграбене. Приводятся только национально-немецкие факты, обсуждаются и толкуются они на национально-немецкий лад, и результат получается всегда национально-немецкий. <...> «Штирнер» и вся его философская братия являют собой практический комментарий к бравым стишкам бравого Гофмана фон Фаллерслебена: Лишь в Германии, лишь в Германии// я хотел бы жить всегда»[3].
Таких уничижительных оценок полна вся «Немецкая идеология»: немцы чересчур национальны; они национальны тогда, когда пора стать «всемирно-историческими»[4].
«Пора стать» потому, что логика капитала рождает двуликого Януса, один лик которого - мировой рынок, другой - мировая революция.
«Это развитие [мировой рынок - М.П.] является, далее, необходимой предпосылкой потому, что лишь с этим универсальным развитием производительных сил устанавливается универсальное общение людей, благодаря чему, с одной стороны, факт существования «лишенной собственности» массы обнаруживается одновременно у всех народов (всеобщая конкуренция), - каждый из этих народов становится зависимым от переворотов у других народов, - и, наконец, местно-ограниченные индивиды сменяются индивидами всемирно-историческими, эмпирически универсальными. Без этого 1) коммунизм мог бы существовать только как нечто местное, 2) самые силы общения не могли бы развиться в качестве универсальных, а потому невыносимых сил: они остались бы на стадии домашних и окруженных суеверием «обстоятельств», и 3) всякое расширение общения упразднило бы местный коммунизм. Коммунизм эмпирически возможен только как действие господствующих народов, произведенное «сразу», одновременно, что предполагает универсальное развитие производительной силы и связанного с ним мирового общения.
<...> Пролетариат может существовать, следовательно, только во всемирно-историческом смысле, подобно тому как коммунизм - его деяние - вообще возможен лишь как «всемирно-историческое» существование. А всемирно-историческое существование индивидов означает такое их существование, которое непосредственно связано со всемирной историей»[5].
Мое издание «Немецкой идеологии», предпринятое институтом Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина дает сноску, где сообщает: «этот вывод был верен для периода домонополистического капитализма»[6].
Но я бы не торопилась, к тому же авторы сноски почему-то умалчивают - о «перманентной революции» Троцкого и «социализме в отдельно взятой стране» Сталина. Один из них как будто примыкает к «Немецкой идеологии», другой - нет.
Пока зафиксируем: мировой рынок (мировая революция) освобождают индивидов от местной, национальной ограниченности, но если действие мирового рынка дано индивидам как страдание, то мировая революция - как их, индивидов, собственное действие.
Кажется, что мировой рынок и мировая революция вступают в игру один после другого, но нет: они играют одновременно. В этом новация «О лозунге Соединенных Штатов Европы» Ленина. (На взгляд авторов сноски 2-го издания, Ленин показал, что Маркс тут «устарел».)
«Соединенные Штаты Европы, при капитализме, равняются соглашению о дележе колоний. <...> Конечно, возможны временные соглашения между капиталистами и между державами. В этом смысле возможны и Соединенные Штаты Европы, как соглашение европейских капиталистов... о чем? Только о том, как сообща давить социализм в Европе, сообща охранять награбленные колонии против Японии и Америки»[7].
Это - логика мирового рынка, который, впрочем, уже не прочь ограничить себя, провести границу, чтобы тем вернее противостоять другим.
«Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств»[8].
Это - логика мировой революции; она, революция, не ограничивает себя, и этой не-ограниченностью переигрывает мировой рынок. Соединенные Штаты Европы против Японии и Америки, Соединенные Штаты Европы хотят ограничить свою область и никого туда не пускать. Революция против капиталистического мира, она не ограничивает себя, даже если победила в отдельной стране, она приходит ко всем и пускает к себе всех (всех - в смысле, пролетариев). Эта революция постольку, поскольку она противостоит миру капиталистов, есть революция мировая.
Мировой рынок проигрывает мировой революции как ограниченное не-ограниченному.
А что нация?
Нация, как продукт национального рынка и национальной революции, не может остаться той же в то время, как ее индивиды вовлекаются в мировой рынок и мировую революцию.
Новая общность: объективный момент
Товарищ Загорский в одной из своих работ назвал автора этой статьи «представительницей российского теоретического сознания». Но я не осознаю себя ни «представительницей российского теоретического сознания»[9], ни россиянкой, ни русской. Это - не рисовка. Я жила в России и была чужой в беседах о «богочеловечестве» г-на Соловьева. Я живу в Украине и тут тоже чувствую полнейшее безразличие к вопросу: «был ли г-н Бердяев украинским философом»[10]. Все эти «животрепещущие» вопросы занимают меня не более, чем прошлогодний снег. Другое дело, - Владимир Ильич. Но Ленина тут, в Украине, не обсуждают с какой-то особой украинской точки зрения, иначе: Ленин тут (во всяком случае, для киевских товарищей) - не иностранец.
Позволю себе гипотезу: мировая революция - точнее, Октябрь как первый акт мировой революции - в той мере, в какой он нами прожит, снимает национальные ограниченности русских, украинцев, евреев, etc. в некой новой общности*[11]*.
Конечно, русские или украинцы не исчезли, но после Октября быть русским или украинцем - значит, выбирать национальную ограниченность, идти против «всемирной истории». Индивиды, выбравшие местную ограниченность, утрачивают революционность. Дело не в том, что русская, украинская, etc. теоретические нации больше не функционируют[12], а в том, что они функционируют как реакционные.
«Выхода не вижу, - пишет лидер украинских левых Винниченко в 1920-м, - поэтому есть только два выхода: либо перестать быть украинцем и тогда быть революционером, либо уйти из революции и тогда быть украинцем»[13].
Это - цитата по Эрику Оноблю, автору работы «Коммунарские революции 1919 года в Украине».
Там, где Винниченко, не видит выхода, коммунары с. Волохивки, что на Харьковщине, не видят проблемы:
«Знайте, товарищи, что вы не одни!»[14],
- извещают они Первый съезд Коминтерна, тт. Ленина и Троцкого.
Тт. коммунары, с точки зрения украинского дела, изменники. Но украинская мерка к ним не приложима. Да, и разве телеграмму они шлют русским? Русские - это Деникин, а ему тт. коммунары никаких телеграмм не шлют.
Русские тоже решают: быть русским и уйти из революции, или быть революционером и отказаться от «русскости». Это различение в русском народном сознании выражено в анекдотическом:
«Говорю на собрании, - повествует одна умная голова из народа, - нет никакого интернациёнала, а есть народная русская революция, бунт - и больше ничего. - «А Карла Марксов?» - спрашивают. - Немец, говорю, а стало быть дурак. - «А Ленин?» - Ленин, говорю, из мужиков, большевик, а вы должно коммунесты»[15] (с. 87).
Это - «Голый год» Пильняка.
Далее Пильняк объясняет, что такое русская революция:
«Муж никогда не поймет, - рассуждает еще одна умная голова, но уже из интеллигенции, - что есть Россия с ее Смутным временем, разиновщиной и пугачевщиной, с Семнадцатым годом, со старыми церквами, иконами, былинами, обрядицами, с Иулианией Лазаревской и Андреем Рублевым, с ее лесами и степями, болотами и реками, водяными и лешими. Никогда не поймет свободы от всего, - ничего не иметь, от всего отказаться. Пусть в России перестанут ходить поезда, - разве нет красоты в лучине, голоде, болестях? Идти, идти, изжить радость, страданья»[16].
Это - последняя (так хотелось бы думать) вспышка русского народничества, ставшего уже юродством; этим русским кажется, что они с революцией потому, что им кажется, что революция - это любезная русскому сердцу правда нищенства, убожества, национальной грязи.
Увы, если поезда действительно перестанут ходить, то революция действительно станет русской:
«... развитие производительных сил (вместе с которым уже дано эмпирическое осуществление всемирно-исторического, а не узко местного, бытия людей) является абсолютно необходимой практической предпосылкой еще и потому, что без него имеет место лишь всеобщее распространение бедности; а при крайней нужде должна была бы снова начаться борьба за необходимые предметы и, значит, должна была бы воскреснуть вся старая мерзость»[17].
Но «всеобщее распространение бедности» - условие сохранения национальной ограниченности, тут: условие сохранения русской нации, с ее умильно-идиотским вопросом: «разве нет красоты в лучине, голоде, болестях?».
(Нет, русская нация знала лучшие времена, то же «наследство 1860-х». Но в том-то и дело, что эти времена уже прошли, прошли даже ранее 1917-го, см. «От какого наследства мы отказываемся?» Ленина).
Итак, чтобы революция не завязла в русской грязи, поезда должны начать ходить; вот только едва большевики (они же коммунисты) пускают поезда, как русские начинают вопить - мол, насилуют их евреи.
«А народ ваш сидит, бездельник,// и не хочет себе ж помочь.// Нет бездарней и лицемерней,// чем ваш русский равнинный мужик!// Коль живет он в Рязанской губернии,// то о Тульской не хочет тужить.// То ли дело Европа?». - «Слушай, Чекистов!// С каких это пор// ты стал иностранец?// Я знаю, что ты еврей,// фамилия твоя Лейбман// и черт с тобой, что ты жил// за границей.// Все равно в Могилеве твой дом». - «Нет, Замарашкин!// Я гражданин из Веймара.// И приехал сюда не как еврей,// а как обладающий даром// укрощать дураков и зверей.// Я ругал и буду упорно// проклинать вас хоть тысячи лет,// потому что...// Потому что хочу в уборную,// а уборных в России нет.// Странный и смешной вы народ!// Жили весь век свой нищими// и строили храмы божие...// Да я б их давным-давно// переделал в места отхожие».
Это - Есенин «Страна негодяев».
Чем плохи уборные? Про то знают черт с богом и г-н Есенин.
Революция разрушает национальную ограниченность русских и создает новую общность - тех, кого не умиляют лучина, голод, храмы божие, уборные на дворе, etc. Эти люди, на взгляд русских, - евреи, а сама революция - еврейская. Русское сознание отвечает на вызов революции также, как немецкое через десять лет, - «бей евреев!».
Вот только Чекистов в самом деле приехал не как еврей.
«Мать в революции - эпизод»[18], - говорит юный сын рабби в «Конармии» Бабеля, объясняя, почему, оставив семью, ушел на фронт. А рада ли мать, что сын вмешивается в дела русских?
Так, какая же нация является выгодоприобретателем революции?
Никакая. Революция освобождает индивидов от национальной ограниченности; индивиды больше не разделены национальными перегородками, как скот в стойле, и могут соединиться в новый союз - в Интернационал.
(В этом смысле нынешняя Россия имеет такое же право, как нынешняя Украина, праздновать «День Независимости» - день независимости от Интернационала и зависимости от местечкового идиотизма.)
Новая общность: субъективный момент
Товарищ Загорский не раз обращал внимание пытливых читателей на статью Чернышевского «Лессинг, его время, его жизнь и деятельность». Воспользуюсь этим советом. Какой методологический принцип вводит Чернышевский? Есть объективные предпосылки для рождения новой общности, но как эти предпосылки претворяться в действительность зависит от деятеля:
«Не от появления Лессинга зависело то, оживится ли или будет погрязать в прежней мертвой апатии немецкий народ. Великое событие приближалось неотвратимо и неизбежно. <...> Но каким путем, какою силою совершится оно?»[19].
В нашем случае разрушение национальной ограниченности приближалось неотвратимо. Но каким путем, какою силою совершиться оно? Силою мирового рынка или силою мировой революции?
То, чем немцы обязаны Лессингу, тем новая общность обязана Ленину.
Остановлюсь на двух эпизодах - Польская социалистическая партия (ППС) и Бунд.
«Неужели признание права на самоопределение наций требует поддержки всякого требования всякой нации самоопределяться?», - отвечает Ленин ППС. - «Поставим прямо вопрос и по существу: безусловно ли должна социал-демократия требовать всегда национальной независимости или лишь при известных условиях и при каких именно?»[20].
Уже в постановке вопроса Ленин груб до неприличия: русский демократ должен извиниться перед поляком и предоставить поляку право идти своей дорогой. Это и делают эсеры:
«ППС всегда решала этот вопрос в пользу безусловного признания, и нас нисколько не удивляет поэтому ее нежность к русским социалистам-революционерам, которые требуют федеративных государственных порядков, выступают за «полное и безусловное признание права наций на самоопределение»[21].
Раз с.-р. - русские революционеры, у них нет права вмешиваться в польское дело; но с.-д. - пролетарские революционеры, а, значит, дело польского пролетариата - их дело.
Ленин говорит с поляками не как русский, чья совесть отягчена грехами царизма, а как пролетарский революционер, чье дело оценить, в какой комбинации польский пролетариат скорее добудет свободу - в союзе со всеми пролетариями Российской Империи или в союзе с буржуазией Царства Польского, в общей борьбе или в национальной изоляции:
«Распадение России, к которому хочет стремиться ППС в отличие от нашей цели свержения самодержавия, остается и будет оставаться пустой фразой, пока экономическое развитие будет теснее сплачивать разные части одного политического целого, пока буржуазия всех стран будет соединяться все дружнее против общего врага ее, пролетариата, и за общего союзника ее: царя. А зато распадение сил пролетариата, страдающего сейчас под гнетом самодержавия, является печальной действительностью, является прямым результатом ошибки ППС, прямым преклонением ее перед буржуазно-демократическими формулами»[22].
Мировой рынок сплачивает буржуазию (если она, конечно, не ведет мировую войну), а курс на национальную революцию - разъединяет пролетариат[23]: у русских-де - русская революция, у украинцев - украинская, у поляков - польская.
«ППС смотрит так, что национальный вопрос исчерпывается противоположением: «мы» (поляки) и «они» (немцы, русские и проч.). А социал-демократ выдвигает на первый план противоположение: «мы» - пролетарии и «они» - буржуазия»[24].
Пролетарская революция снимает национальную ограниченность, и, кстати, русский пролетариат очень даже любит «Варшавянку».
Та же логика работает и по вопросу Бунда - организации еврейского пролетариата, входившей на правах автономии в РСДРП (до II съезда). Бунд требует исключительных прав на организацию борьбы еврейских рабочих: не смейте организовывать «еврейских» рабочих вместе с «христианскими»!
«Мы никаких «христианских» рабочих организаций не знаем», - отвечает Ленин. - «Организации, принадлежащие к Российской социал-демократической рабочей партии, никогда не делали различия между своими членами по их религии, никогда не спрашивали об их религии и никогда не будут делать этого, - даже и тогда, когда Бунд на самом деле «сложится в самостоятельную политическую партию»[25].
Бунд на II съезде РСДРП хлопнул дверью. И что? Евреи в РСДРП как были, так и остались. Так, что хлопанье дверью было личным делом самого Бунда.
РСДРП стала «первичной клеточкой» общения индивидов безотносительно к их национальности.
(Это стало возможно потому, что РСДРП не была русской партией. Умиляйся социал-демократы при виде русской общины - «лучины, голода и болестей» - другие нации послали бы их куда подальше. Но Ленин анализировал работу мирового рынка в Российской Империи - то, что вносило в повестку дня совместную борьбу пролетариата всех наций.)
От «изоляции универсального» к «изоляции универсального»[26]
Октябрь также нелепо противопоставлять мировой революции, как большевиков - коммунистам; Октябрь - конкретное выражение мировой революции, конкретное выражение универсального. Позволю себе метафору:
«...в пределах своего стоимостного отношения к холсту сюртук значит больше, чем вне его, - подобно тому как многие люди в сюртуке с золотым шитьем значат больше, чем без него»[27].
Точно так же Октябрь в пределах своего отношения к мировой революции значит больше, чем вне его; вне этого отношения у нас просто нет критерия для Октября: чем Октябрь отличен от какого-нибудь переворота а-ля «короли и капуста»?
Октябрь - конкретное выражение универсального; и как таковой он творится и осознается его деятелями.
Вернемся к коммунарам Харьковщины, которых воскресил для нас Эрик Онобль:
«В конце первых общих сборов коммуны «Свой труд» во втором часу ночи (!) «... председателями было предложено отметить память парижских коммунаров и павших борцов за свободу вставанием и пением похоронного марша [sic]». Коммуна [Парижская Коммуна - М.П.] становится своей [курсив мой - М.П.] коммуною. <...> создается подлинное «отождествление» с другими местами и людьми. В конце января 1919-го были убиты Роза Люксембург и Карл Либкнехт. Агитатор Волчанского уезда просит почтить их память минутой молчания. «Затем я говорил о международном положении в общем и перешел в частности к деревне Рубежное». Идет ли речь о мире, или о своем селе - борьба между революцией и контрреволюцией одна и та же»[28].
«Затем я говорил о международном положении в общем и перешел в частности к деревне Рубежное». «У!, - зарычит архифилистер Филипп Филиппыч. - Когда ж они выкинут из головы немецких оборванцев и займутся чисткой сараев - прямым своим делом?». Так, они уже заняты своим делом; их дело - революция. Не всем же, как Филиппу Филиппычу, возиться с женскими гениталиями.
«Копенкин надеялся и верил, что все дела и дороги его жизни неминуемо ведут к могиле Розы Люксембург». - Уже знакомая нам универсальность, но на этот раз в литературной обработке Платонова. - «Эта надежда согревала его сердце и вызывала необходимость ежедневных революционных подвигов. Каждое утро Копенкин приказывал коню ехать на могилу Розы, и лошадь так привыкла к слову «Роза», что признавала его за понукание вперед.
- Роза! - вздыхал Копенкин и завидовал облакам, утекающим в сторону Германии: они пройдут над могилой Розы и над землей, которую она топтала своими башмаками»[29].
В годы перестройки «Чевенгур» Платонова слыл антиреволюционным. По-моему, это - ошибка; тогдашние публицисты все мерили меркой Филипп Филиппыча; они настолько были далеки от универсальности, что любая попытка посмотреть дальше своего носа воспринималась ими, как отклонение от нормы.
Итак, Октябрь - это универсальное, но универсальное, обретшее свою «предметность», подобно абстрактному труду - в сюртуке. Тем самым делается неизбежным ограничение универсального, «изоляция универсального».
Результат такого ограничения - новая общность, советский народ.
Ограничение неизбежно: как иначе организовать у себя социалистическое производства и встать против всего мира капитала? Но это ограничение - фактор риска: как избегнуть метаморфоза «изоляции универсального» в «изоляцию универсального»?
((В одной моей статье эта проблема была взята, как проблема подмены имманентности трансцендентностью.)
P.S.
Вернемся к нашумевшей дискуссии: «перманентная революция» versus «социализм в одной, отдельно взятой, стране». Стороны говорят почти об одном и том же. Разве Троцкий против организации социалистического производства в СССР? Нет. Разве Сталин против мировой революции? Нет. Дело в ударении - «изоляция универсального» или «изоляция универсального».
Сталин[30] ставит ударение там, где изоляция, ограничение.
И одно ограничение влечет за собой другое: советская общность отграничилась от мирового пролетариата; русские отграничились от советской общности, etc.
Приведу два символических факта.
«Большая Тройка», в которой Сталин не против, а вместе с капиталистами делит «сферы влияния»; тут Советский Союз мутирует в обыкновенную ограниченную страну. Капиталисты худо-бедно могут примириться с тем, что внутри Советский Союз чудит на свой лад; они не могут примириться с неопределенностью границ - с мировым характером революции. Сталин соглашается прочертить «сферы влияния».
Новый советский гимн: «Союз нерушимый республик свободных.// Скрепила навеки великая Русь». Русь вместо «Интернационала». А если Русь - великая, почему Украина - малая? Тут уже не просто отграничение советской общности от мирового пролетариата, а отграничение русских от других советских и, значит, других советских от русских. Это - де-факто возрождение национальной ограниченности, наций, которые теперь могли быть только реакционными.
P.P.S.
Так, как сегодня мировая революция относится к национальной ограниченности?
«Пролетариат может существовать, следовательно, только во всемирно-историческом смысле, подобно тому как коммунизм - его деяние - вообще возможен лишь как «всемирно-историческое» существование».
«...всякое расширение общения упразднило бы местный коммунизм».
К примеру, русская нация берется так, как она существовала во времена Чернышевского; как нечто, что способно к прогрессу, но по каким-то причинам не прогрессирующее. А может русская нация пережила себя? Может русские могут прогрессировать только в составе некой новой общности? Можно ли сказать, что Октябрь породил такую новую общность? И шире: возможно ли сейчас различать людей по нациям? ↩︎
«Твердое/ текучее» - понятия, которыми Бауман (поляк, живущий в Соединенном Королевстве) описывает мир «до» и «после» глобализации. «Оседлое/ кочевое» - понятия, которыми Фуко и Делез характеризуют фашизм и революцию, соответственно. Я ставлю их через запятую, как то, что относиться к мировому рынку, и то, что относится к мировой революции. Если кто-то не любит этих «персонажей», успокою: дальше в работе только классики. ↩︎
К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология. Сочинения. 2-е изд. Т. 3. - М.: Политиздат, 1955. - С. 172-173. ↩︎
Кстати, для Чернышевского литературно-философское пробуждение немцев - дело еще прогрессивное. Для Маркса и Энгельса существование немцев в состоянии литературно-философского возбуждения - дело уже реакционное. ↩︎
Там же - С. 33-35. ↩︎
Там же - С. 591. ↩︎
Ленин В.И. О лозунге Соединенных Штатов Европы. ПСС. 5-е изд. Т. 26 - С. 353-354. ↩︎
Там же - С. 354-355. ↩︎
Да, и существует ли «российское теоретическое сознание», скорее уж, русское. Дело в том, что «российское» отсылает к некой общности, которую образуют все жители России, или, во всяком случае, жители, мыслящие теоретически. Но русские и, допустим, татары не образуют некой интегральной общности. Конечно, татарин может поучаствовать в выработке русского теоретического сознания, став русским; если же он хочет остаться татарином, то, как теоретик, будет существовать только для татар. ↩︎
Автору довелось присутствовать на дискуссии по данной теме на одном из круглых столов одного киевского вуза. ↩︎
У меня было искушение назвать эту новую общность «советский народ», и даже найти соответствующую цитату из Брежнева. Но по мере работы над темой я от этого отказалась. Почему? Подождите до 4-го пункта. ↩︎
Мыколай Загорский в статье «По вопросу теоретической нации» пишет: «эту мысль в отношении России можно выразить так: является теоретической нацией, но как теоретическая нация не функционирует». ↩︎
Ерiк Онобль. Комунарськi революції 1919 року в Україні. К.: Нiка-Центр, 2016 - С.73. ↩︎
Там же - С. 46. ↩︎
Пильняк Б.А. Голый год. Собр. соч. в 6-ти тт. Т.1. - М.: Терра - Книжный клуб, 2003. - С. 87. ↩︎
Там же - С. 90. ↩︎
К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология. Сочинения. 2-е изд. Т. 3. - М.: Политиздат, 1955. - С. 33. ↩︎
Бабель И. Конармия. Собр. соч. в 4-х тт. Т. 2. - М., 2005. - С. 194 ↩︎
Чернышевский Н.Г. Лессинг, его время, его жизнь и деятельность. Соч. в 2-х тт. Т. 1. - М.: Мысль, 1986. - С. 339. ↩︎
Ленин В.И. Национальный вопрос в нашей программе. ПСС. 5-е изд. Т. 7. - С. 234. ↩︎
Там же - С. 235. ↩︎
Там же - С. 240-241. ↩︎
А разве Ленин делал не русскую революцию? Нет. Разделять Октябрь и мировую революцию также нелепо, как разделять большевиков и коммунистов. Октябрь - момент мировой революции. ↩︎
Там же - С. 241. ↩︎
Ленин В.И. Нужна ли «самостоятельная политическая партия» еврейскому пролетариату. ПСС. 5-е изд. Т. 7. - С. 120. ↩︎
Отсылка к статье Мыколая Загорского «По вопросу теоретической нации», где эти понятия применены в отношении к западу и востоку от Буга соответственно. ↩︎
Маркс К. Капитал. Т.1.// Сочинения. 2-е изд. Т. 23 - С. 60-61 ↩︎
Ерiк Онобль. Комунарськi революції 1919 року в Україні. К.: Нiка-Центр, 2016 - С. 46 ↩︎
Платонов А.П. Чевенгур. - М.: Время, 2011. - С. 109. ↩︎
Подчеркну, Сталин тут взят мною исключительно как выразитель теоретической позиции - позиции обособления от мировой революции, замыкания себя в местном коммунизме. ↩︎