без-РАЗЛИЧ-но?

2016-08-20 Марина Бурик

Абсолютное безразличие к новостям. Чем закончатся события в Турции, во что выльется допинг-скандал, сколько людей сегодня убили, зарезали, разбомбили, взорвали, как там — вяло и не очень текущая война, будет ли Путин президентом РФ — БЕЗРАЗЛИЧНО. И вовсе НЕ в смысле «плевать». Это – самый гнусный, отвратительный и подлый смысл. А в смысле неразличимости в составе бурлящего общественного целого, которое само по себе уже является процессом брожения с соответствующими микропроцессами, организмами и газообразованием. Оно само по себе уже не может быть взято и воспринято по мерке наивысшего человеческого интереса. Отсюда и безразличие ко всему, что на поверхности, а потому попадает в сводки новостей. Но что же это такое: пресыщенная обывательская расхлябанность, «укупоренная в своей бутыли» (словами Хаксли), когда за пределами своего кокона мира вроде бы и нет, или такая форма небезразличия и наивысшего интереса к тому, что гораздо больше и важнее всего того, что находится на поверхности безвременья?

И может быть поэтому, а вовсе не от расхлябанности и чёрствости не хочется читать, комментировать и убеждаться ещё раз в том, что на манеже то же, что и было раньше. И выхода из этого того же пока нет. Не созрел, не наметился, не дал людям крылья. Потому и отталкиваемся то от одного, то от другого борта гигантского чана с общественной брагой, вынужденные болтаться всё в той же жидкости, так как чан ограничен и в ширину, и в длину, и в глубину размерами нашего «шарика». Правый борт, левый борт — какая, в сущности, разница если не предполагается выход на берег и вообще берег, как нечто отличное от содержимого чана?!!!

Но само чувство и осознание того, что этот берег не просто сказка, заставляет по-другому посмотреть и на чан со всеми его кажущимися разными бортами и бортиками, и интересными только для его обитателей оттенками содержимого. Можно же смотреть на происходящее под этим углом – так как вроде ты видишь берег или, если хотите, остров, поднимающийся из него! Тогда и чан виден, в отличие от взгляда изнутри. Но как так смотреть, если ты сам в этом чане? Что для этого нужно? Вопрос этот, на мой взгляд, очень сложен, — наверное, это один из самых сложных вопросов для всех общественных наук и для литературы как человековедения. И самый актуальный методологический вопрос, тот или иной ответ на который позволяет вообще видеть или не видеть.

Честно признаюсь, ответа на него я не знаю. Потому и пытаюсь размышлять тут над своим собственным безразличием в духе совпадения субъективного и объективного. «Не много ли она на себя берёт? По какому праву ей вздумалось мыслить объективное через субъективное», — подумаете вы. И резонно. А я отвечу, что не могу иначе. Да и вообще человек не может иначе подойти к миру. А когда пытается, то получается разорвано, односторонне, а потому оборачивается бумерангом всё той же субьективности, часто далеко не лучшего толка, — например, субьективным идеализмом. Помните — «главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой»?

Так как даже если это совпадение субъективного и объективного само по себе – извращение, его всё равно не может не быть, потому и извращённость — симптом, явно выходящий за пределы субъективности (если под субъективностью понимать её самую примитивную индивидуальную разновидность, о которой здесь идёт речь).

Так вот, единственное, что пока ясно, — ответ на вопрос: «как смотреть так, чтобы видеть, и что делать для того, чтобы делать то, что нужно?», не может быть верным раз и на всегда. Его нужно будет искать, выводить и находить каждый раз заново, пока «земля» с чистыми озёрами и полноводными реками не вытеснила последние остатки той жидкости, которая сейчас бродит в общественном чане. Ясно и то, что ответ этот невозможно найти в одиночку, и уж тем более в индивидуальном сознании, так что не о той субъективности идёт речь, а о субъективности, предполагающей субъектность, которая может на время становиться и индивидуальной, но уж точно не индивидной. Её нельзя найти вне коллектива тех, кому точно так же больше невмоготу барахтаться в чане, и кто точно так же безразличен к тому что появляется на поверхности в результате процесса брожения, будучи неотъемлемой частью этого процесса.