Эстетика как прикладная логика революции. (Отзыв на статью М.Загорского «О наследии Канарского»)
2014-12-29 Андрей Самарский
Наверное, не случайно статья о наследии Анатолия Станиславовича Канарского к годовщине его смерти написана из одной из самых антикоммунистических стран Европы - в Польше. В истории были случаи, когда в самых реакционных странах рождалось передовое, революционное мышление, и отдельные представители спасали перед историей честь своего народа. Именно соответствующего мышления чаще всего не хватает современным революционерам, что, как мы видим сегодня, приводит к самым плачевным результатам. Собственно, сейчас Украина старается догнать и перегнать западного соседа в плане реакционности, что ставит нас в сходные условия. Тем более высокой перед нами становится ответственность за наследие Канарского.
В периоды реакции левые от безысходности часто ударяются в эстетику, пытаясь найти там спасение для своего самочувствия. Как правило, это «левоватая» буржуазная эстетика, типа постмодернистской или экзистенциалистской. Антикапиталистическая риторика такой эстетики часто заслоняет её буржуазную сущность, и многим антикапиталистически настроенным людям трудно разобраться - что к чему. Это обстоятельство еще более актуализирует развитие марксистской эстетики - диалектико-материалистической теоретической эстетики.
Как бы это ни было печально, но до Канарского в Советском Союзе фактически не было теоретической эстетики. Михаил Александрович Лифшиц, которого по праву нужно было бы считать родоначальником марксистской эстетики в СССР, оказался в фактической идейной изоляции, и его идеи оставались «без последствий» для советской эстетики. Школы, которые существовали в Москве, Ленинграде, Киеве, были скорее искусствоведческими или культурологическими. Как правило, их представители использовали эмпирический подход, истолковывая факты в «нужном» идейном русле. Да, это была материалистическая эстетика, но по теоретической глубине она вряд ли поднималась выше Чернышевского. Поэтому сразу же после развала Союза преподаватели эстетики особо не перестраивались, в отличие от преподавателей других философских дисциплин. Например, даже в 2000-х отдельные представители кафедры этики, эстетики и культурологии, на которой работал А.С. Канарский, считали, что сохраняют диалектико-материалистические позиции, хотя материалистическая диалектика в эстетике всегда была их слабым местом. По словам людей, прослушавших курсы преподавателей этой кафедры, теоретической эстетики - как и влияния Канарского - в них не было, хотя эстетика как наука (со своей собственной теорией) возможна только как диалектическая и материалистическая. Впрочем, нам вряд ли стоит печалиться по этому поводу - «Диалектика эстетического процесса», как и «Капитал», не принадлежит к «скоропротящимся продуктам».
Почему именно Канарский стал основателем настоящей марксистской эстетики? Конечно, однозначно ответить на этот вопрос, даже если бы мы знали все факторы, нельзя. Но можно выделить несколько из них, которые сыграли немаловажную роль. Во-первых, это его учителя В.А. Босенко и Э.В. Ильенков. Босенко был не только идейным вдохновителем Канарского, но и научным руководителем его кандидатской диссертации. Правда, в киевском философском мире говорили, что в своей диссертации Анатолий Станиславович проявил себя учеником Ильенкова (который затем был его оппонентом на защите). Действительно, в своей деятельности Канарский развивает эстетические идеи Ильенкова (например, о деятельности творческого воображения, проблема идеального) и использует их для построения теории, но диалектическим мышлением, он в первую очередь обязан В.А. Босенко. Именно последний основал на философском факультете Киевского университета живую традицию диалектического мышления. Это второй из главных факторов, которому обязан Канарский. Кстати, сам Анатолий Станиславович «подсказал» Босенко действенную форму изучения диалектики - метод проблемных кружков (см. статью В.Д. Пихоровича «Памяти Валерия Алексеевича Босенко»). Не будь этой живой диалектической традиции, трудно сказать, как бы сложилась судьба марксистской эстетики.
Как же в наше время суметь продолжить живую традицию диалектического мышления? Статья польских товарищей именно об этом. Собственно, они сами личным примером показывают прекрасный пример преемственности традиций революционного мышления, которые они ведут ещё от Томаса Мюнцера.
Миколай Загорский в своей статье прекрасно показал феномен Канарского в исторической ретроспективе. Вопрос поднят совершенно верно: эстетика как прикладная логика революции, как инструмент классовой борьбы. Именно этот инструмент, продолжая традиции великих революционеров, вслед за Чернышевским «оттачивает» Канарский, но уже для своего времени - своего этапа классовой борьбы. Вычленил Канарский эту прикладную логику из «Капитала» Маркса, освоив и правильно применив метод «восхождения от абстрактного к конкретному» для сферы чувственного. Собственно, он всего лишь повторил то, что сделал в своих книгах Ильенков, а еще ранее Ленин - теоретически и практически («Marx не оставил нам Логики (с большой буквы), но он оставил логику „Капитала"»). То есть, как правильно подмечает автор рассматриваемой статьи, Канарский был обыкновенным марксистом; а беда его эпохи была в том, что таковых было единицы.
Человек живет для счастья, говорил Энгельс. И чувственность в этом процессе играет основную роль. Марксизм воспринимает чувственность как практическую деятельность, и если Маркс показал, как «чувства непосредственно в своей практике стали теоретиками», Канарский показал как возможна теория чувственности. Но показать - это только начало. Вопрос о теоретическом наследии - это вопрос о развитии теории. За эстетику нужно бороться прямо сегодня, и не отдавать её на откуп всяким модным буржуазным направлениям, чтобы завтра она стала одним из инструментов практического движения. Перефразируя В.А. Босенко, можно сказать, что это необходимо для того, чтобы логика чувственной деятельности превратилась в логику дела обоществляющегося человечества.
То, что статья «О наследии Канарского» написана в Польше, а не в Украине, где жил и творил Канарский, может показаться укором украинским товарищам. Но мы ни в коем случае так не считаем: наоборот, в том, что дело развития революционного мышления в этом случае демонстрирует тенденцию к продвижению с Востока на Запад, мы видим определенный символ, который вселяет уверенность в том, что дело это отнюдь небезнадежное.