О превращении объективного в субъективное и обратно

2014-05-25 Искатель

Для науки характерна апелляция к объективности. Часто, когда люди говорят «это объективно», то имеется в виду «независимо от субъекта (человека или человечества в целом)». При этом явление рассматривается статично, как «застывшее мгновение». А ведь в действительности всё постоянно изменяется и состояние чего-либо зависит от всего вокруг. Поэтому, такой подход мне кажется метафизическим и непродуктивным в науке. Та же объективность, к которой апеллирует наука, на мой взгляд, тесно связана с «сущностью или природой вещей». Давайте проследим, как исторически развивалась эта линия понимания «объективного».

Категория объективного впервые появилась в учении Платона как характеристика «мира идей», вечно существующего независимо от остального материального мира. Платон считал, что эти идеи уже содержат в себе все возможное многообразие единичных предметов, а значит, являются неизменными. Аристотель считал верным существование неких общих идей (он даже провозглашал их вершиной познания), но критиковал своего учителя за то, что тот обособлял эти идеи в особый мир «вечный и неизменный». Он отвергал познание общего посредством созерцания, но считал, что оно выводится только путем взаимодействия с единичными явлениями.

Таким образом, еще в Древней Греции была поставлена та проблема, которая в Средневековье переросла в так называемый «спор об универсалиях». Комментатор Аристотеля Порфирий в работе «Сведения к категориям Аристотеля» поставил вопросы о характере родов и видов, о том, существуют они в природе или только в разуме; если существуют, то отделены ли от чувственно воспринимаемых вещей или содержатся в них. Среди философов-богословов нашлись такие, которые утверждали, что универсалии существуют до вещей - реалисты. Противниками их взглядов выступили номиналисты: Абеляр полагал, что универсалии суть в вещах - universalia sunt in rebus. Это значит, что абсурдно утверждать (как это делал Гильом), что реальной является лишь "человечность", а не люди, "лошадность", а не отдельные лошади. Нельзя недооценивать общее в единичном, но и индивидуальные различия также существенны.

Если говорить о природе общего, то в целом ученые Нового времени унаследовали подход номиналистов, подчеркнув в нем материализм: существуют только природа и человек (как венец её развития). Все на свете объявлялось объективным. Следовательно, казалось, что остается только познать законы природы и действовать в согласии с ними. Сами же эти законы представлялись вечными и неизмеными.

Однако, по мере развития науки, на фоне роста производительных сил, в общественном строе стали все ярче и ярче обнажаться противоречия: Французская буржуазная революция показала, что в обществе неизбежно происходят существенные перемены. Массовое протестно-рабочее движение XIX века только подтвердило их дальнейшую необходимость. Тут абсолютный объективизм обнаружил свое бессилие перед познанием общественных законов. Оказывается, если брать общество только как объект по аналогии с природой - мы рискуем догонять вечно уходящий поезд общественных революций.

Критика всего прежнего грубого материализма К. Марксом, главным образом, заключалась в том, что задача познания состоит не в описании мира, а в его преобразовании. То есть, мир нельзя брать только как объект - в нем нужно видеть и субъект. Таким образом, до своего логического конца доводилась линия начатая Аристотелем, продолженная номиналистами - роли предметно-практической деятельности в формировании общих, идеальных понятий.

Сегодня, когда общество имеет богатый опыт революций, целесообразного изменения собственных законов существования, марксистская постановка вопроса о соотношении объективного и субъективного в познании является бесспорной. Тем не менее, общее русло философии ушло далеко в сторону: объективность явлений подвергается сомнению, а человеческая субъективность возводится в абсолют. Релятивизм, господствующий в мышлении философов-постмодернистов гласит о том, что существование какой-либо общей для всех теории невозможно: сколько в мире индивидов - столько и теорий. При этом остается без внимания тот факт, что полный релятивизм отрицает сущность явлений как таковую, а значит и отрицает достижения науки. Об истинности развития науки в Новое время говорил яркий успех практического преобразования природы: открывая объективные закономерности, человек сбрасывает с себя те оковы, которые наложила на него природа и освобождается для творческой деятельности. Факт того, что в последние десятилетия общество стоит практически на месте (и только показатели его материального потребления развиваются - благодаря тому же прогрессу естествознания), хорошо подтверждает бездействие науки об обществе. Духовная сфера в глубоком кризисе во многом «благодаря» тому, что современные философы-социологи сложили с себя обязанности ученых, и довольствуются своими фантазиями (попробуйте найти существенное отличие философских концепций Делёза, Бодрийяра, Фуко от вымыслов Оруэлла, Хаксли и др. научных фантастов). Поэтому, возврат к методологии марксизма в науке является как никогда актуальным.

Следует отметить, что успех марксистской постановки вопроса о соотношении объекта и субъекта должен состоять в самом его снятии практикой. То есть, разделение на объект и субъект в деятельности теряет свой смысл, когда человек полностью и непрерывно включен в общественную практику. Когда преобразование действительности является неотъемлемой чертой существования - можно сказать, что индивид и окружающий его мир являются нераздельными.

Э. В. Ильенков - один из немногих советских философов, который своей деятельностью стремился выйти за рамки отдельной профессии и призвал формировать научное мышление у каждого человека, независимо, имеет ли тот прямое отношение к ней или не имеет. Вот что он пишет о теории:

«Теория (т.е. логическое, систематически развитое понимание предмета в отличие от простого описания его) отражает ведь именно всеобщие, инвариантные формы и законы исторического существования своего объекта - те его конкретные формы и законы, которые продолжают характеризовать данный предмет на всем протяжении времени от рождения до его гибели» [1, с. 245]. Другими словами, теория это и есть сущность объекта исследования, которая вскрывается посредством сбрасывания всех внешних его, исторически преходящих характеристик.

В своем отношении к практике теория ни в коем случае не первична, и потому не может появляться до реального взаимодействия с предметом исследования. Но отсюда не следует, что теория вторична, в смысле обречена всегда отставать от практики. Когда теория отделилась от практики в отдельный вид деятельности - она стала во многом определять всю дальнейшую практику, превращаясь в материальную силу, в производительную силу. Они (теория и практика) взаимно корректируют друг друга, и откинув что-либо одно, мы в конечном итоге получаем действие (неважно предметное или мысленное), игнорирующее общественный опыт. Ведь если только теоретизировать, не имея реального общения с объектом, то он (объект) будет казаться статичным, неизменным (каким он может предстать в воображении), и результатом такой «умственной работы» получится пустая фантазия (произвол).

Сегодня много кто умаляет значение теории, аргументируя это тем, что она основана на каких-то представлениях, схемах, шаблонах, а реальность невозможно втиснуть в какие-то формальные рамки - она неизмеримо богаче и полнее. Но тут упускается из виду два момента:

настоящая теория создается только движением от единичных фактов, явлений к всеобщим понятиям (метод восхождения от абстрактного к конкретному) и
как следствие первого, теория может быть адекватна только своему предмету - распространять её на другие объекты бесполезно и даже вредно.

Поэтому, если вы создали новую теорию только на основании наличных в вашей голове представлений (т.е. приняли гипотезу за готовый продукт) или начали описывать с помощью какой-то конкретной теории посторонние ей явления - пеняйте на себя.

Настоящая теория - это идеальная (в смысле лучшая) практика. Владея ею человек знает, в каком направлении строить свою деятельность, может отвергать ошибочные ходы и, таким образом, способен прийти к нужному результату. Поэтому это следует воспринимать не как призыв записаться в «кабинетные ученые», а как справедливый аргумент в пользу науки.

Когда речь идет о соотношении объективности и субъективности, рассудку проще либо разделить эти свойства, объявив их непримиримыми сущностями, либо стереть любые различия между ними (как бы объявив эти понятия фикциями). Но ошибкой является поиск внешнего отношения между объективным и субъективным, а нужно понимать, как происходит их взаимопроникновение - превращение объективного в субъективное и обратно. Только в этом переходе постоянно осуществляющемся в общественной исторической практике и решается вопрос как об истинности человеческого разума, так и о разумности самой этой практики.

Как нам представляется, люди будущего не будут отдавать себе отчета, субъективны они или объективны. Более того, скорее всего у них вообще исчезнет потребность в формальной фиксации каких-либо противоречий действительности. Они хорошо усвоят, что лучший способ соотнести противоположности - сконцентрироваться на самой деятельности, что есть способ решения всех проблем.

Ильенков Эвальд Васильевич. Диалектическая логика: Очерки истории и теории. 2е изд., доп. Москва, Политиздат, 1984. - 320 с.