Мысли по поводу «Патриотического рывка нации»
2009-07-28 Василий Пихорович
В целом статья замечательного советского популяризатора науки Александра Александровича Гангнуса «Патриотический рывок нации» всемерно заслуживает того, чтобы поставить ее автора в пример всем тем, кто берется писать о советской истории вообще, и о истории советской науки в частности. О ней уже много десятилетий подряд пишут в основном только хвалу или хулу, но очень редко можно найти, что-либо толковое о том, что там происходило на самом деле. А происходило там очень много интересного, чего в принципе нельзя понять с точки зрения наивной детской логики, изложенной в знаменитом стихотворении Маяковского «Что такое хорошо, что такое плохо». Едва ли не каждый шаг советской истории и истории советской науки - это клубок самых невероятных противоречий, каждое из которых требует вдумчивого и непредвзятого разбора, а не просто безапелляционных оценок. Александр Александрович выбрал темой своей одну из самых противоречивых страниц этой истории - кампанию по «преодолению низкопоклонства перед Западом» и показал, что все там было вовсе не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Но в том и прелесть хороших книг и статей, что они вызывают не только «чувство глубокого удовлетворения», но всю гамму человеческих чувств сразу, в том числе и желание поспорить с автором, в чем-то возразить ему, а в чем-то его и дополнить. Поэтому да будет мне позволено вставить и свои «пять копеек» по поводу некоторых моментов поднятой темы.
Так, в статье говорится, что генетика и кибернетика пали жертвами "самородков" типа Лысенко, не сумев доказать своей "отечественности". Мне кажется, что тут автор немного "рубит сплеча". На первый взгляд, он, как будто, прав. Противники как кибернетики, так и генетики действительно использовали против своих оппонентов обвинение в "низкопоклонстве". Но это был, во-первых, далеко не единственный аргумент, а во-вторых, никуда они, то есть кибернетика и генетика, не "пали". И генетики, и кибернетики в этой борьбе победили. Притом «кибернетики» победили безоговорочно уже в 1955 году, а «генетики» в том же 1955 тоже победили, но небезоговорочно, поскольку в 1961 году Хрущев на короткое время вернул Лысенко на должность президента ВАСХНИЛ. Это была внутренняя борьба в науке, а не борьба между "белыми и пушистыми" учеными и злыми и коварными Сталиным и Ждановым. Притом каждая из борющихся партий имела очень солидных сторонников во властных структурах. Например, генетиков поддерживал сын Андрея Александровича Жданова Юрий Андреевич, который во время дискуссии 1948 года был зав. отделом науки ЦК ВКП(б) и очень активно выступал на стороне генетиков. Не помню, был ли он уже в это время зятем Сталина или стал им позже, но, в любом случае, поддержка у генетиков была, как видите, неслабая. Кстати, "самородка" Лысенко привел в академию и выдвинул на самый верх ни кто иной, как Н.И. Вавилов. Так, что здесь все куда сложнее, чем может показаться на первый взгляд. То была очень жестокая борьба, но ее нельзя объяснять слишком просто, поскольку люди, которые в ней участвовали с той и с другой стороны, были - не чета сегодняшним бюрократам от науки. Они могли быть не слишком интеллектуальными, быть безжалостными, но они были одержимы какими-то идеями, хоть, возможно, и неправильно понятыми, чего уже никак не скажешь о тех, кто их сегодня критикует.
Мне кажется также несколько неудачным приписывать успехи советской науки "умным людям", которые ее развивали, можно подумать и что вопреки "ждановской кампании". Получается очень похоже на обычный современный пропагандистский штамп, согласно которому руководство КПСС только тем и занималось, что всячески тормозило советскую науку, а вот тайные диссиденты-ученые, несмотря ни на что, ее развивали. Простовато как-то получается, особенно, если учесть, что все эти борцы с режимом были, как правило, членами партии и весьма были ею обласканы. Взять даже такой крайний случай, как Андрей Дмитриевич Сахаров. Трижды Герой Соцтруда, лауреат Сталинской, а потом Ленинской премии, научный руководитель специнститута. Его общественное положение и влияние было таково, что любой секретарь обкома из российского Нечерноземья ни о чем подобном и не мечтал. Так или иначе, он имел прямой доступ к Берии, который был шефом атомного проекта. Кстати, о членстве в КПСС. Сахаров членом партии не был, что совершенно не мешало ему занимать высочайшие посты в науке. А Елена Боннер, кстати, в 1965 году вступила в КПСС. Мне кажется, что было бы слишком наивно предполагать, что люди типа Сахарова, не говоря уж о тех, кто только в перестройку выяснил, что он всегда был диссидентом, всю жизнь были неискренни и только то и делали, что тайно боролись с партией и правительством. Гораздо правдоподобней предположить, что они были вполне искренними, и при Сталине, и тогда, когда яростно выступали против Сталина и против всего советского в целом. Вообще, колебание персональной линии в унисон с «колебанием линии партии» - естественная стратегия и тактика интеллигента. И дело здесь вовсе не в неискренности и нечестности. Дело в том, что при всем тогдашнем засилии идеологии (а, возможно, и по причине такого засилия), большинство представителей советской интеллигенции, особенно, высокопоставленной, не имели собственных убеждений, так сказать, мировоззренческого стержня. Поэтому именно интеллигенция, вопреки логике, легче всего поддавалась всякого рода внешним идеологическим влияниям. И поддается до этого времени, притом иногда интеллигенция готова, «задрав штаны», бежать за какими угодно сумасбродами, несущими полную чепуху, лишь бы те несли ее уверенно. Та же самая советская интеллигенция, еще вчера дававшая прекрасные результаты в самых разных областях науки, сегодня массово впала не просто в религию, а в самое откровенное шарлатанство, впрочем, прекрасно сочетая то и другое.
К слову сказать, кроме борьбы с кибернетикой и генетикой, была еще и борьба против теории относительности, о которой современные публицисты любят писать гораздо меньше. А не пишут они о ней только потому, что «прогрессивные» ученые победили в этой борьбе мгновенно. Притом, делалось это самым простым способом. В одной из таких кампаний участвовал и А.Д. Сахаров. Его подпись стоит под письмом в адрес Л.П.Берия с требованием поддержать публикацию статьи В.А.Фока «Против невежественной критики современных физических теорий», посвященной критике статьи А.А.Максимова (см.: июнь, 13): «Мы обращаемся к Вам в связи с ненормальным положением, создавшимся в советской физике. Это положение является результатом ошибочной и вредной для интересов советской науки позиции, которую заняли некоторые из наших философов, выступающих по вопросам философии физики. <...> не утруждая себя изучением элементарных основ физики и сохраняя в этой области полное невежество, сочли своей главной задачей философское "опровержение" важнейших завоеваний современной физики. Основной атаке <...> подвергается теория относительности и квантовая теория, лежащие в основе всей современной физики и представляющие собой теоретическую базу электронной и атомной техники. <...> Мы по своему опыту знаем, какой огромный вред приносит появление подобных статей. <...> они вредно отражаются на преподавании физики в вузах <...>. Мы считали бы весьма желательным опубликование в центральной прессе статьи академика Фока <...>»
Статья Фока была сразу же опубликована. Притом, не в «Красном флоте», а в «Вопросах философии». А чуть позже сложилась такая ситуация, что в СССР никакие работы, содержащие критику теории относительности, не только не принимались к публикации, но и вообще не рассматривались.
Но вернемся к кибернетике. Отставание в области элементной базы вряд ли могло быть результатом "борьбы с кибернетикой", хотя бы потому, что разработка ЭВМ и "кибернетика", против которой боролись в то время, ничего общего между собой не имели. Среди "кибернетиков" не было ни одного разработчика ЭВМ. Зато их было много среди "борцов против кибернетики", что признавал даже «царь советской кибернетики», как называли его американцы, академик В.М.Глушков. Вот его слова, которые приводятся в украинском журнале «Вiтчизна»: "Что касается истории развития кибернетики, то стоит все договаривать: немалый вклад в критику кибернетики сделали сами специалисты в области авиатехники и вычислительной техники. Почему так случилось? Из-за недостаточного уровня философской подготовки и философского мышления! Люди недооценивали то, что сами создали"[1]
К слову сказать, именно в годы "борьбы с кибернетикой" мы вплотную приблизились к американцам в области конструирования ЭВМ, а в чем-то даже перегнали их. Не просто так американцы переводили наш журнал "Кибернетика" на английский. Мы стали отставать безнадежно только после того, как было принято решение не развивать свои машины, а копировать ІВМ-360. Но это случилось вовсе не в годы «гонений на кибернетику», а в годы, когда низкопоклонство перед Западом (это выражение в кавычки брать было бы неуместно) превратилось хотя и в тайную, но зато практически всеобъемлющую религию советского истеблишмента.
Боюсь, что автор ошибся в марке машины, с которой он работал на Памире. Мы действительно отставали от американцев по элементной базе и имевшая тогда широкое распространение антисоветская шутка-анекдот о том, что советские микросхемы - самые большие микросхемы в мире, имела под собой весьма серьезное основание. Но машина МИР (машина инженерных расчетов) не должна была занимать целый флигель, поскольку она помещается в рабочий стол. В этом и был ее смысл, что она была первой в мире машиной для индивидуального пользования."МИР-2" была единственной машиной, которую американцы у нас купили. Видимо, они ее оценивали достаточно высоко.
К слову сказать, и у самих американцев с кибернетикой все было не так уж гладко. Интересную мысль о том, как относились к кибернетике на Западе, можно прочитать у одного из классиков кибернетики, англичанина Стаффорда Бира: «...мир богатых никогда не признавал кибернетику как инструмент управления и потому до смешного неверно к ней отнесся»[2].
Кстати, у Норберта Винера на этот счет целая книга есть. "Кибернетика и общество" называется. За нее ему в Америке крепко досталось. Но никто ведь даже не заикается о "гонениях на кибернетику" в США, хотя там даже слово это вычеркнули из списков наук.
Разумеется, что все эти замечания не имеют целью приуменьшить ценность статьи уважаемого Александра Гангнуса, которая и сама, по существу своему, написана в защиту науки того периода. Но об этой эпохе возникло столько злонамеренных мифов, что многим людям не только молодого возраста, но и тем, кто жил в те времена, эти мифы стали казаться более правдивыми, чем факты. Именно поэтому некоторые из этих фактов я и хотел напомнить нашему читателю, воспользовавшись замечательной статьей Александра Гангнуса, как поводом.
Еще один кусок этой статьи вызывает у меня неоднозначные чувства. Это пассаж про «классных дам», «строгих седых джентльменов» и «советских образованцев». Я формировал свое представление об этих самых гимназических "строгих седых джентльменах", в основном, из классической русской литературы и, как ни силился, вспомнить образов, подобных тому, который нарисован автором, не смог. В лучшем случае, вспоминались благонамеренные либерально или даже социалистически настроенные одиночки, которых система, как правило, съедала или быстро ломала. Пример - образ Василия Петровича Бачея из катаевского «Белеет парус одинокий». А так, сразу на ум приходит чеховский "человек в футляре". Боюсь, что именно "человек в футляре" самых разных форм был типичным для дореволюционной гимназии, а "строгий седой джентльмен", который мог что-то дать молодому поколению толкового - исключением. Например, мне удалось вспомнить воспоминания Короленко о своем учителе словесности. А вот «человеков в футляре» в русской литературе - пруд пруди: у Чуковского, Паустовского, Гарина-Михайловского. Я уж не говорю о Кассиле с его «Кондуитом и Швабранией».
Что же касается советских горластых "училок", то я вынужден встать на их защиту. Может, с московской высоты они и кажутся не слишком интеллигентными, но для нас - сельских детей из Западной Украины (и, думаю, не только для нас) они прорубали окно в мировую культуру и ничего, кроме огромной благодарности, я к ним не испытываю. Во времена Жданова, кстати, они делали это, рискуя жизнью. На кладбище в Надворной (районный центр в Ивано-Франковской обл., где я родился) до сих пор можно найти десятки могил девушек с надднепрянскими фамилиями, жизнь которых началась в 24-26 годах, а закончилась в 44-48. Как минимум, половина из них - учительницы чисто советской школы, вторая половина - медсестры и врачихи. Бандеровцы люто ненавидели их за то, что они несли в западноукраинское село культуру, и уничтожали безжалостно. А люди их любили и уважали. И в течение долгого времени, вплоть до распада Союза, учитель на селе был очень уважаемым человеком.
Я полностью понимаю и разделяю Вашу мысль о "дефолте" современного образования. Но я не думаю, что апеллировать нужно к дореволюционной школе. Разумеется, что и там было не все так мрачно, как писал Чехов. Там была своя демократическая истинно культурная тенденция, но именно она всячески подавлялась властью. Конечно, не сразу и не без всякого рода перегибов, но Советская власть именно эту демократическую тенденцию взяла на вооружение. Притом, перегибы были иногда просто дурацкие - типа введения во всех школах формальной логики или разделения на женские и мужские школы. Но, так или иначе, все это перетерлось, и мы получили лучшую в мире среднюю школу. Согласитесь, что заслуга в этом дореволюционных "классных дам" и "строгих джентльменов" была минимальная. Правда, получили мы ее - эту лучшую в мире среднюю школу - очень ненадолго. Уже в 70-х годах она начала потихоньку превращаться в ту школу, которую мы имеем сегодня.
Выяснить причины и условия, как взлета, так и падения советской школы и советской науки - задача не такая уж простая. Ни в какой, даже самой лучшей статье, это сделать невозможно. Для этого нужна не одна книга, и эти книги обязательно будут написаны. Точно так же, как нужно переиздавать научные и научно-популярные книги того периода. Нужно возрождать сам жанр научно-популярной литературы. Рано или поздно это станет очевидно. Но не современным властям под силу выполнить эту задачу. Начинать возрождение нужно уже сегодня. Ведь рано или поздно эти власти уйдут в небытие, как страшный сон, но образовательный и научный «дефолт», в который они загнали страну, сам по себе не закончится. Выходить из него будет куда труднее, чем было в него войти. И чтобы этот выход когда-то завершился успешно, нужен скрупулезнейший разбор достижений и ошибок прошлый лет. И только после того, как выйдем или хотя бы вернем тот уровень, которого сумели достигнуть наши предшественники, мы получим законное право относиться иронически к их достижениям.