Фильм «Премия»: попытка понимания советского общества из современности

2021-03-30 Mikołaj Zagorski, коллективный перевод с украинского языка (Mikołaj Zagorski, Dominik Jaroszkiewicz)

Фильм «Премия»: попытка понимания советского общества из современности

Это было, кажется, не очень давно. Каких-то 45 лет назад. По сравнению со временем создания шедевров мировой литературы это было почти наше время. Гомер, Аристофан и Софокл отстоят от того времени столь же далеко, как и от нашего. Очень давно были написаны «Метаморфозы» Овидия и «Божественная комедия» Алигьери, сонеты Петрарки и «Хамсе» Низами Гянджеви. В прошлом остались бессмертные шекспировские произведения, так же, как зеленая, молодая и свежая драматургия Лессинга. В прошлом остался Гёте (от «Страданий молодого Вертера» до «Фауста»), «Разбойники» Шиллера, Гейне и Гауптман. Действие фильма «Премия» происходит в Советской России в начале 1970-х годов*1. Чего должен ожидать читатель этой рецензии? Прежде всего надо сказать, что он может не ждать уважения к тем, кто лижет обувь занимающим кабинеты в известном доме на Банковой улице в Киеве. Ни литературная, ни научная, ни общественная критика не может основываться на том, что было сделано флюгерами. Нельзя критиковать теоретические или эстетические взгляды тех, кто когда-то кричал «Слава КПСС!», а сейчас кричит «Слава Украине!». Поскольку в практической сфере трудно сомневаться в том, что такое отношение к Украине может закончиться только и именно так, как закончилось подобное отношение к КПСС. А в теоретической сфере трудно не понять, что главная основа флюгеров заключается в отсутствии какой-либо рациональности. В этом смысле квинтэссенция их деятельности со временем никак не изменилась. Поэтому здесь не может быть теоретической критики. Подобные уродливые явления надо критиковать другими инструментами. Читатель должен ожидать, что в виде рассказа о современных впечатлениях от старого фильма будет предпринята попытка предпринять историческую, чувственную и практическую критику советского общества, как оно себя раскрывает в фильме «Премия». И не нужно думать, что все вопросы, которые были поставлены в фильме, уже решены, потому что «СССР уже не существует» или потому, что «это были лучшие времена украинской промышленности». Эти принципы - это принципы сидящих в доме на Банковой. Наши принципы заключаются в том, что все проблемы должны найти какое-то практическое решение, чтобы чудовища прошлых времён не имели будущего. Поэтому и критика фильма «Премия» будет осуществляться, во-первых, с точки зрения достижений классической мировой литературы, во-вторых, со стороны исторических источников преимущественно экономического содержания, в-третьих, со стороны такой непопулярной науки как общественная или экономическая кибернетика.

Целью этой рецензии не является популяризация фильма в Украине или ещё где-нибудь. Понятно, что читателю можно рекомендовать превратиться в зрителя, чтобы проверить некоторые выводы, которые будут сделаны далее. Но главной целью было понимание уголка советской действительности и его значения для современности. Причём о современности речь идет не в абстрактном смысле, а как у Леси Украинки или Николая Чернышевского. То есть, речь идёт о значении художественного содержания для широчайших слоев тех, кто зарабатывает себе на еду «своими руками», то есть не имеет каких-либо заметных акционерных прибылей или коррупционных источников дохода.


Известный немецкий мыслитель и энциклопедический ученый Георг Вильгельм Гегель любил «иронию истории». В «Феноменологии духа», которую он писал во время наполеоновских войн, этот зачинатель исследований по исторической диалектике впервые пробует систематически исследовать превращения общественных противоположностей. «Иронией истории» Гегель называет противоположность направления действительного общественного процесса и желаний тех, чьими действиями он осуществляется. Внимательному исследователю общественной жизни трудно не влюбиться в эту иронию исторического процесса. Она может воспитывать даже чувство юмора. Действительно, не сразу можно понять, что между поведением тех, кто кричал «Слава КПСС!», и тех, кто кричит «Слава Украине!», часто вообще отсутствует разница. Но вместе с подобными водевильными моментами историческое послезнание позволяет видеть пласты рядовых художественных произведений, которые были неочевидными или очень скрытыми в своё время.

Наше историческое послезнание того времени, когда к «ганьба й зрада» добавляется «здрада і сорам»2, заставляет задумываться над существенными факторами печальных современных событий и их ещё более печальными последствиями. Любой серьёзный исследователь экономической жизни знает, что то, что происходит на Украине, или происходящее севернее Полесья - это передел советского наследия, который уже породил войны в Армении, Абхазии, Азербайджане, Грузии, Таджикистане, Чечне, Молдавии и т.д. Донбасская война и то, что начинается у белорусов, это тоже акты той самой драмы. Источники этой драмы нужно искать в дезорганизации советского хозяйства, а его факторы надо искать в тех способах, которыми в СССР формировали общегосударственный ресурсный баланс3. Поэтому фильм «Премия» имеет непосредственную связь с тем, что сейчас переживает новое поколение белорусов, над которым готовится смеяться исторический процесс. Потому что это поколение (как, кстати, и в других странах, как входивших в состав СЭВ, так и в тех, которые были в составе СССР) продолжает жить в обществе, где царит именно та логика, которая была сделана господствующей со времён статьи Евсея Григорьевича Либермана «План, прибыль премия», напечатанной в «Правде»*4 9 сентября 1962, через несколько месяцев после т. н. «Новочеркасский событий», произошедших 1-2 июня 1962 г. Эта принятая господствующей фракцией советских администраторов логика ежегодно усиливалась в СССР, следствием чего является прекращение существования этого общества. Можно ли удивляться, что на Украине именно такая логика приводит ежегодно к ухудшению условий человеческой жизни большинства граждан? Именно эта логика продолжает господствовать в Польше, на Украине, а также во всех бывших странах народной демократии или СССР. Это логика десинхронизации, фрагментации и конкуренции. Воцарившись на бывших объектах хозяйственной системы СЭВ, она уже породила несколько упомянутых выше войн. Кто знает, сколько ещё их будет? Лозунги «Слава КПСС!» и «Слава Украине!», которые нередко провозглашаются одними и теми же людьми, на самом деле оказываются скрытыми формами лозунга «Слава деньгам!» или «Слава прибыли!». Именно поэтому поведение этих людей существенно не изменилось. В любое время они поддерживают наиболее уродливые феномены общественной жизни - апологетическое псевдоискусство, бюрократизм, экономическую дегуманизацию миллионов людей, антидемократизм. Крикуны «Слава кому-нибудь!» всегда поддерживали различные псевдонаучные концепции, которые до поры до времени маскировали под ленинизм, впоследствии открыто выступили в качестве позитивистов, а сейчас переоделись в постмодернистскую одежду. Господство подобных крикунов, которых в официальной прессе пруд пруди, война на Донбассе, белорусские события - вот под каким углом невольно пересматриваешь фильм «Премия».

Вообще ситуация с мыслями, действиями, чувствами героев фильма касательно их совместной деятельности ужасная. Они преимущественно чувствуют только свою частичку совместной работы и даже не задумываются о том, как это влияет на соседа или общество как целое. К тому времени едва исполнилось 10 лет с тех пор, как Евсей Либерман получил официальную поддержку вместе с публикацией статьи «Ещё раз о плане, прибыли, премии» в «Правде» 20 сентября 1964 г. Чуть больше времени прошло с тех пор, как в Новочеркасске была расстреляна толпа, собравшаяся возле дома партийного комитета, который уже был разгромлен за несколько десятков часов до этого*5. То есть, в любом смысле мы имеем ситуацию, которая происходит почти через 10 лет после того, как в мирное время стали возможны значительные экономические и политические диспропорции, которые вызывают события, подобные «Познанскому июню» 1956 года или Новочеркасской забастовке 1962 года.

В центре фильма «Премия» деятельность авторитетного и ответственного руководителя бригады Василия Трифоновича Потапова. Не трудно догадаться, что он знает все те диспропорции, которые порождают советские «Познаньские июни», и пытается в своей работе сознательно отказаться от создания или поддержки создания этих диспропорций. Этот бригадир, вместе с молодыми рабочими из своей бригады, начинает настоящее научно-математическое исследование ситуации в строительном тресте и оказывается почти единственным представителем современной материалистической линии в фильме. То есть перед тем, как попытаться изменить ситуацию, Василий Потапов досконально изучает, каким законам подчиняется ситуация. Вместе с молодыми работниками бригады, которые полемически отстаивают именно такую программу действий, Потапову негласно помогает сотрудница отдела планирования Дина Павловна Миленина, которая также работает преподавателем и учит молодых строителей математике.

Материалистическая низовая рабочая инициатива бригады Потапова встречается в фильме «Премия» с теми способами, которыми в советском обществе строятся общегосударственные ресурсные балансы и их конкретизация по отдельным предприятиям. Таким образом главный конфликт фильма демифологизирует утверждение о какой-то чрезмерной централизации экономической жизни в СССР. Фильм вместе со всеми первоисточниками того времени доказывает, что административная централизация СССР с каждым годом оставляла все меньше места экономической централизации. Именно по этим источникам можно наблюдать, что тенденция административной централизации в СССР только некоторое время совпадала с тенденцией информационной централизации. Выдающийся советский кибернетик Виктор Михайлович Глушков в своих концепциях 1970-х гг. чётко различал эти тенденции после достижения так называемого «второго информационного барьера». Этот барьер состоит в невозможности своевременного бумажного учета сложных аспектов хозяйственной деятельности каких-либо организаций. По оценке Глушкова, в СССР второй информационный барьер был достигнут в большинстве отраслей народного хозяйства как раз во время создания фильма «Премия». Это можно подтвердить общественно провальной попыткой построения Автоматизированной системы плановых расчетов Государственного комитета по планированию (АСПР ГП СССР), первые акты которой произошли между 1969 и 1972 годами. Внутри строительного треста №101, как видно по фильму «Премия», господствуют именно те тенденции, которые в Госплане СССР приводят к рациональной оценке времени подготовки ежегодного плана в 2,5 года. Административная централизация, как можно увидеть в фильме, оказывается бессильной преодолеть хозяйственные диспропорции в СССР, именно так, как их не может преодолеть, а может только усилить рыночная централизация или децентрализация6. Симпатии советской административной верхушки к рыночным методам «регулирования» хозяйственной жизни СССР отнюдь не случайны. Администрирование и рынок - это не противоположности, а два проявления одной и той же сущности - господства вещей над людьми. Противоположность этому - господство людей над вещами, которое в фильме олицетворяется в союзе бригады Потапова и планировщицы Милениной. Этот деятельный блок в фильме крайне нестабилен. К тому же силы, которые его составляют, имеют наименьшую административную влиятельность и побеждают благодаря «deus ex machina». Уже древнегреческий драматург Аристофан считал это крайне плохим окончанием представления. По некоторым профессиональным причинам одним из самых интересных для меня лиц в фильме оказался председатель планового отдела Борис Петрович Шатунов. Его роль исполняет артист, примерно пятидесяти лет. То есть можно считать, что председатель планового отдела был рожден в 1920-х гг., начал работать во время самой тяжелой войны из всех, которые вёл СССР, а его стиль работы сложился в 1955-1965 годах. И это действительно ужасает, потому что многие предпосылки позднейшей деградации имеют корни в различных феноменах советской хозяйственной жизни 1955-1965 годов, когда социализм внешне демонстрирует безусловный политический и технический успех - крах колониальной системы и запуск человека в космос. Уже через каких-то 10 лет в этом же самом обществе царят нездоровые тенденции, которые изображены в фильме «Премия». Кажется, что Борис Петрович Шатунов даже не догадывается о том, что его главная обязанность как работника планирования - обеспечивать максимальное господство людей над вещами и минимизировать господство вещных процессов над людьми. Когда речь заходит о расчётах, которые сделала бригада Василия Потапова, Борис Петрович олицетворяет одну очень гадкую тенденцию: главные базовые или исходные данные по планированию рассматриваются им чуть ли не как область своей исключительной компетенции. Не очень далеко здесь до понятия «служебная тайна», которое превращается в понятие «коммерческая тайна» не медленнее, чем «Слава КПСС!» превращается в «Слава Украине!». Но эта тенденция, которую можно увидеть в продолжении логики действий Бориса Петровича Шатунова, противоречит не только стремлениям большинства рабочих бригады Василия Потапова, но и дальнейшему развитию технических средств учёта, которые быстро превращаются в технические средства обобществления информации. Это доказывается штудированием современной профессиональной литературы по этому вопросу. Результаты такого изучения очень интересно проверять изображением деятельности по планированию производства в Советской России начала 1970-х гг. Очевидный факт - плановый отдел под руководством Бориса Петровича Шатунова никак не выполняет функции осознания того хозяйственного процесса, который происходит в строительном тресте. Он лишь приспосабливается к отношениям с Главным управлением, надо полагать, одного из комбинатов Минпромстроя7. На своём уровне функции подобного осознания отсутствуют также у прораба Александра Александровича Зюбина. Этот персонаж в фильме остается второстепенным. Он является преимущественно наблюдателем. Василий Потапов и его бригада признают, что прораб не может не только решить, но даже осознать проблемы, которые были поставлены в красных тетрадях с плановыми расчетами, выполненными работниками бригады Потапова вместе с Диной Павловной Милениной. Причём по фильму подобное игнорирование прораба в сфере мышления вполне правомерно.

Второстепенность прораба можно считать какой-то советской начальной формой исчезновения средней администрации, которая определённо продвинулась в наше время в международных корпорациях вместе с их информатизацией.

Кто-то может сказать, что конфликт, раскрывающийся в фильме «Премия», порождается специфическими техническими обстоятельствами и не может повторяться. Этот тезис можно проверить очень нелепой, но интересной гипотезой. Попробуем обустроить строительный трест, и в частности плановый отдел под руководством Бориса Петровича Шатунова, современными средствами учёта - реляционными базами данных хотя бы того уровня, который имеют Oracle 12i или Постґрес 10. Например, в учётной системе SAP / R3 существует около 20 000 учетных таблиц из них примерно 3000 - регулировочные. Кажется, очень сложно даже для коллективного разума бригады Потапова? Но это неправда. Даже в организации, которая создала SAP / R3, негласно признаётся, что такое количество учётных таблиц - это переусложнение, которое должно создавать коммерчески обоснованную прослойку «исключительных знатоков способов учёта». Реальное количество учётных таблиц в больших немецких машиностроительных учреждениях едва достигает двух тысяч. Причем количество регулярно употребляющихся учётных таблиц, то есть тех, которые регулярно пополняются или редактируются, вряд ли превышает 5-6 десятков. А это уже полностью в рамках не только коллективного сознания бригады Потапова, но и его собственного сознания как руководителя бригады. Причём условия здесь будут очень реальны: если планировщица Дина Павловна подскажет Потапову нюансы смысла этих учётных таблиц, и если он изучит формальный язык запросов к базе данных. Всё это можно в основном сделать за две недели активного самообразования с практикой на примерах.

Какой-то выдающийся советский математик, кажется, это был Ляпунов, выводил дефиницию кибернетики из специфического исследования причинно-следственных связей. Хотя в первой в мире «Энциклопедии кибернетики» приведена другая дефиниция, главная идея общественной кибернетики очень близка Василию Потапову. Его бригада понимает, что здоровый ритмический темп работы зависит от наличия всех предпосылок производственного процесса. Поэтому они и пытаются даже со счётами схватить главные общие черты того процесса труда, участниками которого они были. То есть идея двух фундаментальных учетных таблиц - содержащих изделия и производственные действия - очень близка всем работникам бригады Потапова. В их случае изделия обычно простые, потому что строительство по структуре зависимостей гораздо проще, чем машиностроение. Но главная трудность, почему и нужна Дина Павловна, состоит в том, что зависимости условий труда бригады Потапова в экономическом, административном, нравственном и информационном смысле обрываются где-то за пределами треста, комбината и даже Минпромстроя. Ключевые слова Дины Павловны: «Я помогала с некоторыми коэффициентами». Эти коэффициенты как раз является той самой сложной частью уже современных расчётов в учётных базах данных, которая касается внешнего взаимодействия. Это внешнее взаимодействие с административно и экономически другими субъектами как раз и порождает необходимость очень большого количества учётных таблиц. Понятно, что если бы данные в таблице «что из чего делается» простирались за пределы предприятия, исследования бригады Потапова были бы упрощены. В фильме демонстрируются тетради, которые, если сравнивать со стандартами ПНР, имеют или 48, или 96 листов. Их наполнили8, после обсуждений, рабочие бригады [трудом] своих голов с помощью счётов. Возникает вопрос: позволяет ли доступность баз данных решить общественные конфликты, которые изображены в фильме «Премия»? Вряд ли. Понятно, что база данных по технологии и труду значительно облегчает дело Василия Потапова. Но пока отсутствует всеобщая база данных связей по поставкам и заказам, десинхронизация между строительным трестом и советской экономикой как таковой будет только расти. На самом деле уже в фильме продемонстрировано, что этот рост достиг чудовищных масштабов. Десинхронизация уже начала массово портить нравственность и рациональное сознание рядовых работников, не говоря о руководстве треста и выше. Современное польское, украинское, белорусское или российское предприятие на самом деле нередко оказывается исторической модификацией строительного треста из фильма «Премия», где рабочие потеряли даже формальную собственность и всякий контроль. Причём внедрение баз данных на современных коммерческих предприятиях принципиально ничего не меняет. Как в фильме из-за неспособности преодолеть второй информационный барьер терялась информационная централизация, так и сейчас она фактически отсутствует. При том, отсутствует также административная централизация, которая время от времени может сработать в пользу улучшения жизни. История последних десятилетий СССР со стороны регулирования хозяйственных процессов - это история отмирания государственной администрации и приобретения всеми отдельными субъектами хозяйственной деятельности рыночных функций. Это, как видим, привело к деградации технологических связей промышленности, к эмиграции, к массовой нищете и нескольким войнам. Почему же отмирала государственная администрация, приобретая ежегодно всё больше рыночных черт? Потому что технологическая централизация требовала такой сферы учёта, которая преодолевает второй информационный барьер, а внедрить информационную централизацию как помощь административной в новых условиях правительство СССР не смогло. Потому что это вообще не правительственное дело, а дело массы людей, которые сочетают выработку материального и духовного продукта, то есть людей, подобных лучшим членам бригады Василия Потапова. Технологическая централизация при отсутствии информационной централизации начала действовать как фактор административной децентрализации. Это порождало лозунги «самостоятельность предприятий» и «самоуправление», которое понимается в рыночном смысле распределения средств обращения предприятия в форме денег.

По нашему мнению, роль административной централизации в то время, о котором идет речь в фильме, заключается в том, что эта форма начала деградировать. Это происходило постольку, поскольку она встала в противоречие с потребностями информационной централизации. Они, в свою очередь, обусловливались успешным усвоением очень сложных технологий советской промышленностью между 1930 и 1965 годами. Административная централизация в фильме «Премия» показана не как необходимая, а как исключительная в виде решения парткома в строительном тресте №101. Это можно разобрать с нескольких сторон, поскольку сюжетная линия о КПСС вызывает наибольшее недоверие в наши дни, когда известно, как происходило организационное и политическое самоубийство КПСС.

С художественной стороны фильм «Премия» имеет несомненные черты псевдоклассической драмы, о которой Лессинг писал в «Гамбургский драматургии». Недостатки подобной формы частично преодолены за счёт того, что во введении мы видим бригаду Потапова и прораба «в естественной среде». Однако другие герои фильма, причём ключевые, появляются перед нами только на заседании парткома.

Главный конфликт фильма «Премия» заключается в том, что бригада Василия Потапова недовольна неритмичной работой, которая не позволяет им находиться в здоровом тонусе и получать радость от труда. На высшем уровне такой неритмичный труд приводит к так называемой штурмовщине и неэффективным капитальным затратам. Например, закладка фундамента по ошибочным чертежам, которые своевременно не обновили работники отдела чертежей. С подобной организацией труда плановый отдел вместе с руководителем треста Павлом Емельяновичем Батарцевим успешно проводит исправление плановых нормативов в Госплане через министерство. По новым нормативам, которые были установлены по «объективным обстоятельствам», трест получает премию и даже попадает на третье место в социалистическом соревновании по результатам труда. Причём качество и организованность этой работы, очевидно, никакие. Трест владеет таким количеством информации о своей деятельности и такой общественной структурой, что проблема невозможности бумажного учёта (48 или 96 листов исследовательских красных тетрадей Потапова) никого не волнует кроме тех, для кого это становится причиной деградации коллектива9 - Василия Потапова и его сотрудников. Решение этой проблемы в фильме выглядит очень наивным. Постановление комитета КПСС против общесоветской системы учёта и регулирования хозяйственной деятельности, которая неуклонно тянула к рыночным отношениям. Это какая-то случайность. Об этом говорит не только наше историческое после-знание, но и то, что к фильму, имея в виду финал, благосклонно относился Леонид Брежнев*10. Если с этой стороны финал считал приятным и правильным этот дед общесоветской катастрофы, его действительно можно считать исторически маловероятным. Кстати, в фильме есть свой «Брежнев», то есть его политический и этический аналог в виде демагога, который предлагает Потапову выступить на нескольких совещаниях, а также обещает ему публичную известность как работника, который болеет за качество и результативность труда. Это публичное чествование едва прикрыто предлагается как средство ничего не менять. Выдающийся украинский мыслитель Валерий Босенко в очень интересном для работника промышленности, школьника или студента произведении «Воспитать воспитателя» демонстрирует множество подобных ситуаций в советский педагогике. Она оказалась в лучшие по ресурсам времена не в состоянии массово воспроизвести опыт Макаренко по формированию всесторонне развитых людей. Согласно Босенко, политехническое образование, которое должно делать человека способным раскрыться в любом профессиональном направлении, безболезненно изменяясь, должно создавать предпосылки общества, где нет каких-то отдельных функций по распределению ресурсов или составлению балансов, где каждый производит и распределяет то, что он сделал. Тут идея многочисленных теоретиков и практиков политехнического образования, обновлённая Босенко, совпадает с направлением развития ко всеобщему учёту в базе данных и с активностью участников бригады Василия Потапова. К сожалению, исторически эти факторы ещё не складывались в одном месте в одно время. То есть, благодаря после-знанию мы можем увидеть теоретическое и технологическое решение коллизии, которая была поставлена в центре фильма. Но авторы сценария были способны продемонстрировать только абстрактно-чувственное, то есть «человеческое» решение. В истории общества такое решение, как известно, не работает, потому что это не его масштаб, как показывает Марек Семек в «Мудрости Эриха Фромма».

Присмотримся к «решению» главной проблемы, изображённой в фильме. С художественной стороны секретарь партийного комитета Лев Алексеевич Соломахин - это абстрактный герой, выполняющий функции deus ex machina. Чтобы подтвердить это, надо, во-первых, разобраться в исторически своеобразной форме двоевластия на советских предприятиях, а, во-вторых, найти подобные финалу фильма аналоги художественной ситуации. Начнем с последнего.

Художественную ситуацию, изображённую в финале, не трудно увидеть в рассказе «Харитя» Михаила Коцюбинского. Там тоже ход событий очень натуральный, а финал немного искусственный. Какими факторами это вызывается? Насколько «Харитя» или «Премия» без известного финала были подцензурными? Насколько эти беспомощные рисунки были бы поучительными для читателя или зрителя? Например, в рассказе «Ёлочка» (того же года, что и «Харитя») того же Коцюбинского тоже счастливый финал, но его типичность никак не позволяет подозревать какую-то искусственность. По известной мысли Николая Чернишевского, то, что раскрывает искусство, должно быть общеинтересным*11. Насколько общеинтересным может быть искусственный и никак не массовый и не типичный финал «Харити» или «Премии»? Почему во второй части «Фауста» Гёте фрагмент, где действует в полном смысле deus ex machina, наоборот, наиболее известный и привлекает больше внимания, чем все остальные фрагменты, имеющие сложную аллегорически-античную почву? Может, потому, что это один из самых «фихтеанських» фрагментов у Гёте, который вторую половину своей жизни прожил в обществе, где с субъектностью было крайне плохо. Поэтому сочетание общественной и технологической мощи так поражает поколения читателей как вывод из мятущейся жизни доктора Фауста:

До гор болото, воздух заражая,

Стоит, весь труд испортить угрожая;

Прочь отвести гнилой воды застой -

Вот высший и последний подвиг мой!

Я целый край создам обширный, новый,

И пусть мильоны здесь людей живут,

Всю жизнь, в виду опасности суровой,

Надеясь лишь на свой свободный труд.

Среди холмов, на плодоносном поле

Стадам и людям будет здесь приволье;

Рай зацветёт среди моих полян,

А там, вдали, пусть яростно клокочет

Морская хлябь, пускай плотину точит:

«Харитя» и «Премия» тоже были созданы в то время, когда с субъектностью было не всё в порядке, но демонстрируют они не рост оптимизма, а случайные счастливые финалы. По крайней мере, гораздо более случайные, чем в Фаусте.

Евгений Богат в книге «Ахилл и черепаха», изданной на русском языке, доказывает, что не может долго держаться ситуация, когда технологический расцвет идет бок о бок с общественной беспомощностью. Оно и по Гегелю так получается, что общественный упадок приводит к технологическому упадку, если общество не успевает делаться более человечным на основе новых возможностей, открытых новыми технологиями производства и учёта. Ведь не существует же никаких разных чувственной или «человеческой» и технологической сторон в общественной жизни. Даже если существуют специальные технологи и художники, человечество всё равно производит в каждом своём изделии не отдельно чувства или детали, но вместе чувственные обстоятельства технологических процессов и технологические обстоятельства чувственных процессов. Потому что даже технолог как человек должен выполнять чувственные функции (пусть неразвитые), и даже писатель должен выполнять технологические функции хотя бы в быту. То есть, на самом деле, на долгое время технологические и чувственные, производственные и учётные обстоятельства общественной жизни совпадают по своей форме. Это как раз объединяет то, что происходит сейчас, с тем, что происходит в фильме «Премия», потому что современный всеобщий упадок - это продолжение того начального упадка, который мы понимаем и наблюдаем как зрители.

Секретарь парткома Лев Олексеевич Соломахин провозглашает: «Мы члены Коммунистической партии Советского Союза, а не члены партии строительного треста №101. Такой партии нет». Этот ключевой для политической оценки момент фильма был изменён. Как пишут в некоторых русскоязычных источниках, по требованию кинематографической цензуры было удалено ключевое окончание этой фразы Соломахина, которая в сценарии заканчивалась: «Такой партии нет и никогда не будет». Наше историческое после-знание состоит в том, что мы живем в пору, когда «Партия строительного треста №101» одержала полную победу и под разными названиями держит власть во всех странах Европы, в которых когда то было осуществлено обобществление крупной собственности в промышленности. Более того, уже в 1973 году «Партия строительного треста №101» через советскую кинематографическую цензуру могла вычеркнуть из монтажного плана киноленты категорическое отрицание своего будущего.

По многообразию смыслов, по глубине изображения действительности фильм «Премия» оказывается классическим. Он уже сейчас противостоит замыслам и настроениям авторов, подобно тому, как противостояли старому автору произведения английского писателя Уильяма Вордсворта. Подобно «Божественной комедии» Данте, фильм «Премия» имеет несколько смысловых уровней, которые были известны ещё в средневековье. Кроме буквального смысла, это также аллегорический (что изображают действующие лица?), моральный (как поступать?) и анагогический (как надо познавать, чтобы понять?). Чтобы исследовать все эти смысловые уровни и их связь, критика должна тщательно сравнивать современность и советскую действительность, иллюзии и реальность. Фильм оказывается очень плодотворным для всех, кто интересуется или классической литературой, или новыми технологическими и научными достижениями. Фильм «Премия» оставляет много труда для тех, кто желает понять механику общественных процессов, которые привели к современной катастрофе. Более того - он позволяет через чувства попытаться понять, где нужно будет сделать другой, чем в 1970-х годах, общественный выбор уже в наше или будущее время. Потому что технологическая ситуация обновилась, а общественный упадок вытягивает последние жилы. Тем интереснее будет рассмотреть, как под микроскопом, его типичные корни.


  1. В фильме, по крайней мере, если слушать дорожку на польском языке, цитируется статья из газеты «Правда», которая была печатным органом ЦК КПСС. Это позволяет любителям исторического поиска убедительно установить неделю или даже день действия.

  2. То же самое по-белоруски.

  3. Или как себя общество воспроизводило, если говорить научным языком. Главной проблемой, если говорить экономическим языком, будет понимание того, как способ самовоспроизводства советского общества привёл к тому, что воспроизвелось современное украинское общество.

  4. Эту публикацию также рекламировали в американском журнале Time Magazine, от 12 февраля 1965open in new window. Согласно российской Википедии, публикации способствовал А. Н. Румянцев, известный в Польше как главное лицо «чисток» в Московском Государственном Университете, в результате которых вынуждены были покинуть университет Ильенков и Коровиков. Реакционер Румянцев знал Либермана со времен работы в Харькове и относился к нему благосклонно.

  5. Ситуация с разгромом дома партийной организации (как правило, городского комитета КПСС) повторяется в СССР 1955-1970 гг. несколько раз (основанием утверждения мог послужить хотя бы перечень наиболее крупных событий из Википедииopen in new window - Ред.). Существуют примеры, когда это происходит вместе с открытой забастовкой или по поводу каких-то внешних событий (как в Муроме). Открытая забастовка более характерна для ПНР после «Познанского июня» 1956 года, чем для СССР, особенно РСФСР. Сейчас литература с хронологией стихийных политических и экономических акций в СССР того времени публично доступна преимущественно на русском языке. Но для тех у кого есть проблемы с русским языком можно отметить, что автоматический перевод на украинский или немецкий имеет приличное качество. Автоматический перевод на польский до сих пор неприличный. Поиск в интернете позволяет легко найти хронологию и кучу первоисточников.

  6. Более или менее свободный рынок быстро порождает крупные монополии. Но эта централизация оказывается децентрализацией. Общество с господством монополий вообще с каждым годом всё менее осознаёт своё состояние и с каждым годом менее пригодно для какого-либо регулирования. Например, украинское или польское государство накрыла какая-то не очень значительная по историческим аналогам коронавирусная эпидемия. УССР и ПНР в очень плохом материальном состоянии 1944-1955 годов сразу после разрушительной войны преодолели гораздо более опасные эпидемические вспышки.

  7. Минпромстрой СССР существовал в 1967-1986 годах, его органом по РСФСР было "Главное производственно-распорядительное управление по РСФСР". Строительные тресты в СССР входили в состав строительных комбинатов и очень редко контактировали непосредственно с министерством.

  8. В оригинале «зробили» - Пер.

  9. В оригинале здесь добавлено «работников» - Пер.

  10. В одном из первоисточников была ссылка на отчётный доклад на каком-то из съездов КПСС, где якобы упоминается фильм «Премия».

  11. «Несомненным представляется то, что эстетика должна располагать понятием, которое объединяло бы и смысл прекрасного, и смысл возвышенного, в конечном счете - смысл всей системы эстетических понятий. Уже Н. Г. Чернышевский попытался вычленять его, обозначив словом «общеинтересное», хотя логично предположить, что искомое понятие и есть «эстетическое», или просто - «чувственное»». (Анатолий Станиславович Канарский, Диалектика эстетического процесса, Книга 1. Диалектика эстетического как теория чувственного познания).

Последниее изменение: