Литература умерла?
2019-02-06 Каширин М. (М. Каширин)
1
Совсем недавно услышал от одного философа, что литература умерла. Так прямо и сказал: «Литература умерла. Это факт».
Он не призывал смириться с этим фактом, но и не предлагал, что делать.
Сегодня, - сказал он, - существует письменность, а не литература. То, что количество писателей растет, еще не значит, что литература развивается. Нечему развиваться. Так получается потому, что мы живем в общественных условиях, которые не способны произвести что-нибудь более-менее живое. И литература, которую мы имеем, является отражением нашего гнилого времени, не больше.
Эти слова я услышал на круглом столе философской конференции. На заседании было очень много молодежи: видно было, что ей не слишком нравится то, что она слышит. Я тоже был одним из тех, кому трудно сиделось на месте. Едва сдерживал себя, чтобы не перебивать докладчика.
Философ говорил, и я старался не отставать от хода его мыслей. Даже успевал обдумывать его слова.
Одним из главных его аргументов было то, что литература сегодня - товар.
Здесь, как по мне, не все так просто. Лучшие образцы мировой литературы были написаны в те времена, когда все служило деньгам. Литература как таковая оформляется в специфическую форму общественного сознания, когда появляется капитализм - между прочим, наиболее сосредоточенная на прибылях эпоха.
Писатели, на самом деле, очень редко зарабатывают на литературе, скорее наоборот - сосредотачиваясь на литературе, они теряют возможность зарабатывать. Это хорошо показано в романе Джека Лондона "Мартин Иден", где главный герой изо дня в день выслушивал советы знакомых, которые заключались в одном: бросить писательство и взяться за нормальную работу.
Отдельные литераторы могут жить одним лишь литературным трудом, но нередко благодаря тому, что имеют литературных рабов. Писатель, которого кормит его писательский труд - исключение. Большинство же или живут в нужде, или параллельно с писательством работают на обычных работах.
Деньги подчиняют себе все, литературу - тоже. Но даже деньги не могут стать помехой для литературы - она живет не благодаря, а вопреки.
Да, сегодня издательство не возьмет к публикации книгу, какой бы хорошей она ни была, если она, по прогнозам, не принесет прибыли. В мире, где все продается и покупается, нельзя полностью избавиться от «товарной стороны вопроса». Что же, все сегодня товар - так что теперь, умереть?
2
Философ тот говорил-говорил, и договорился: "Литература умерла, но я не собираюсь ее хоронить».
Теперь он говорит, что не собирается хоронить, а завтра заявит, что земелькой присыпал, но не будет читать молитву за упокой!
Мой друг, который тоже вслушывался в эту речь, позже объяснил мне смысл такого логического хода. Смысл в том, что философ здесь хоронит литературу как форму, которая сделала все, что могла. Она себя исчерпала. Прежде всего как способ художественного осмысления действительности. Все лучшее написано, современное состояние литературы доказывает это. А если так, то нам не надо "спасать" литературу; она должна уступить чему-то другому, тому, что себя не исчерпало. Философ неправ в том, что не говорит, что именно займет место литературы.
Это может быть кино, почему бы и нет. Где гарантии, что это будет не наука?
Главное, объяснял мой друг, что при такой постановке вопроса ясно, что нас интересует не литература, кино или наука, а то, для кого они. То есть люди нас интересуют. Какая форма общественного сознания и способы его бытия достучатся до людей в определенный момент истории, пробудят их - это уже другой вопрос.
Не вижу причин возражать. Цель любого творчества - человек.
Хотя я не могу согласиться с тем, что у литературы нет шансов. Я за тот вариант, чтобы пробуждать то, что способно породить литературу. Люди, только люди могут ее породить. Если нас не устраивает литература мертвая, то надо породить литературу новую.
Получается замкнутый круг: литература движет общество вперед, но при этом общество должно подготовить, вырастить такую литературу. К счастью, круг этот легко разрывается, если вспомнить, что не надо начинать «роды» с самого начала.
Литература - не бабочка-однодневка. Литература - это взрослый человек, может даже пожилой, о котором забыли и редко к нему наведываются. В сокровищнице мировой культуры столько произведений, и они настолько живые - то есть нужные сегодня, - что им под силу пробудить наше заспанное сознание.
Люди читают. Оглянитесь: люди ведь что-то читают. Если держат в руках книгу, которая не позволит больше спать, которая пробудит раз и навсегда, то не все потеряно. А таких книг было написано достаточно.
Согласен, читают относительно мало. Все исследования показывают, что очень мало. Половина граждан Украины не прочитали за год ни одной книги! Но это лучше, чем ничего. Надо отталкиваться от того, что есть. Это лучше, чем разводить руками, пожимать плечами, опускать глаза и апеллировать к прошлому.
3
Поговорим о связи литературы с жизнью подробнее.
Литература не развивается линейно. Она развивается даже не скачкообразно. Не «шаг вперед, два шага назад». Она вообще сама никак и никуда не развивается.
Литература живет только тогда, когда вписывается в какой-то больший, широкий процесс. Наша классика стала классикой только потому, что поставила себя на служение угнетенным в борьбе против угнетателей. Литературой руководила идея освобождения общества без отрыва от реального дела освобождения. Это уже детали, какого именно освобождения и от чего. Была идея, было дело, было что-то широкое, глобальное. Литература, которая не поняла этого, не стала орудием в таком деле, просто не состоялась.
Во Франции времен Просвещения литература жила вместе с народом, для народа. Идеалы Великой Французской революции и идеалы Вольтера, Руссо, Дидро - одни и те же идеалы.
Шиллер, Лессинг, Гёте и Гейне стояли не выше своего общества. Они выражали его волю, его положение, его страхи, возможности и стремления.
Американская литература только потому и родилась, что органично «вписалась» в стремление своего народа к мечте. А когда оказалось, что и мечта - вовсе не мечта, а обман, американская литература первой набросилась на жизнь, искалеченную всемогущим Долларом, тщательно ее исследовала и выдала безапелляционный вердикт: мы все погубили. Марк Твен, Джек Лондон, Теодор Драйзер, Джон Стейнбек, Уильям Фолкнер и другие писатели говорили от имени своего народа и для народа.
Что уж говорить о нашей украинской классике! Шевченко, Франко, Леся Украинка, Коцюбинский - нигде в мире не найти больше такой революционной шеренги литературных бойцов!
Иван Франко писал, что литература - это работница в поле человеческого развития. Не будет развития, если над ним не будут трудиться. Именно так вопрос нужно ставить: что за дело есть и какая роль, какие возможности в нем для литературы?
Но как быть, если прогресса еще никакого нет, борьба людей за счастье, права, свободы, за достойную жизнь еще не начата? Что есть литература тогда, когда нечего подхватывать и не к чему присоединяться?
Сегодня как раз нет таких процессов, сегодня идея борьбы угнетенных против угнетателей лежит запыленная в музеях, и то - чем дальше, тем меньше остается таких музеев. А, соответственно, нечего ждать, что в условиях застоя человеческой мысли, человеческих стремлений и общественной жизни вообще что-нибудь оживет.
Так что, тот философ все-таки прав?
Не совсем.
Случалось в истории такое, что литература сама начинала какое-то общественное движение. В той же Российской империи так произошло. Несколько литературных критиков и горстка писателей перевернули историю реакционной империи, пробудив от глубокого сна простых, бедных, подневольных людей. Что же еще, как не литература, должно пробуждать сознание!
Так что, может все будут спать до тех пор, пока литература не скажет свое слово?
Что же это за «ее» слово и какое оно?
4
Сейчас литература тоже говорит что-то, если не громко, то по крайней мере пытается сказать четко. Разве может она ничего не говорить?
Но беда в том, что не те слова она говорит. Совсем не те.
Давно уже возглавляет литературу убийственная, опасная традиция - ставить себя в стороне от жизни. Выше, ниже - без разницы. Главное, что уже сами читатели привыкли к тому, что «то литература, а то жизнь». Так и в кино, и в искусстве в целом. Так и в науке. Так во всем.
Как это ни горько осознавать, литература сегодня живет такой традицией. Всю свою работу она выполняет с позиции отстраненного зрителя. Иногда этот зритель принимает вид умника, знающего то, о чем он наблюдает, очень хорошо. Тогда он философствует без меры, говорит неясно, абстрагируется и надевает на себя одежду отшельника, аскета, который познал больше других. Иногда зритель похож на увальня, которого забавляет то, что он видит. Но всегда этот зритель и его внимание к происходящему вокруг него только оправдывают существующее положение вещей. Литература, какой бы она не была критической, острой, ироничной или трагической, сегодня только и может, что оправдывать.
При таких обстоятельствах единственный способ спасти литературу - создать в жизни что-то такое, что хорошо было бы утверждать, что стоило бы развивать, осмысливать.
Задача литературы - подытожывать то, что есть. Давать целостную картину мира, которая уже сложилась. Писатели обязательно должны находить в жизни что-то такое, что надо защищать, спасать, оправдывать и утверждать.
Не может быть, чтобы не нашлось в действительности чего-то настоящего, человеческого! Те деятели литературы, которые, подобно Пикассо, создают чушь, потому что наш мир нелепый, - никакие не деятели, и совсем не литературой занимаются. То ли смотрят не туда, то ли не с тех позиций заглядывают в жизнь, а результат у них - окололитературный, на литературный манер, но не то, все не то.
Когда-то Шевченко, уже и не помню, где именно, писал, что для того, чтобы писать о мужиках, надо пожить среди них. Меня не покидает ощущение, что эту мысль классика современные писатели понимают буквально: чтобы писать о среде, надо покрутиться в ней. Как актер, играющий узника, должен побыть за решеткой, чтобы вжиться в роль, так и писатели для правдивости изображения поведения героев должны изучить среду, знать ее.
До отвращения формальное понимание мысли Шевченко.
А он же не просто так писал именно о мужиках. Он же не написал: "Чтобы писать о панах, надо среди панов пожить, а лучше самому быть паном". Даже представить, что Шевченко так написал, не получится. Не мог он такого сказать, и точка.
Жизненная правда для Шевченко была не только в том, чтобы правильно про мужиков писать, но в том, чтобы писать именно про мужиков. Среди них он искал человеческое, настоящее, живое.
И правильно делал. Потому что панская правда - то правда лишь для панов. Смотреть на мир как барин означает не смотреть на мир глазами мужика. Это значит утверждать панство и его паразитизм, его эксплуататорскую природу.
Шевченко все свои творческие силы потратил на то, чтобы утверждать правду другого сорта, мужицкую, крепацкую. А крепостные - это и был народ. Шевченко утверждал таким образом народную правду, ту, что освобождает общество, противопоставляется царизму, панам всех сортов и национальностей.
Кто из современных писателей думает о том, что и кому он утверждает, когда пишет книгу?
5
Сказать, что литература умерла - облегчить себе задачу. Она действительно когда-то умрет окончательно - то есть перестанет существовать как отдельная сфера человеческой деятельности. Но до той поры еще невероятно далеко, еще столько всего надо сделать! В поле человеческого развития, сказал бы Иван Франко, еще много работы.
А если так много работы, то надо ее делать всеми способами - в том числе литературой.
Начинать можно с самого простого - с откапывания того, что уже создано. Надо разобраться: почему в определенные моменты истории литература смогла жить, а при других обстоятельствах ей это не удалось. Мы должны перекопать сокровищницу мировой культуры. Есть там и хлам, но есть много не простых сокровищ, которыми можно разве что любоваться, а инструментов, которыми успешно можно будить людей от спячки. Есть там колокольчики тихие, а есть и колокольни. Громкие и мощные инструменты там лежат.
Их надо достать, протереть от пыли - и научиться играть. Освоив их, можно будет собрать оркестр, чтобы зашуметь на весь мир!
Если кто-то не умеет выдуть из трубы звук, это его проблемы. Это же совсем не означает, что труба больше не звучит. Если горе-музыкант выдувает фальшивые ноты, это не значит, что инструмент плохой. Если оркестр играет скверно, это не говорит о том, что больше нет музыки.
А вот если есть люди, которые слышат фальшь и не хотят ее терпеть, закрывать уши, то это хороший знак. Главное не терпеть, а начать - с литературы, музыки, кино или с чего-то другого. С чего можешь, с того и начни.
Перевод с укр.