. Часть 2.1: Деньги правят миром!

2018-01-30 К. Дымов

Вступивший в свои права 2018 год - год Карла Маркса. Правда, таковым его официально не объявила ЮНЕСКО. Соответствующие инициативы, исходившие, в частности, от московского профессора Давида Джохадзе, проводящего регулярные «Марксовские чтения» в Институте философии РАН, услышаны, увы, не были...

Однако это вовсе не повод для расстройства. Во-первых, 200-й день рождения величайшего из умов человечества всенепременно отмечен будет - прежде всего, конечно, на его родине, в древнем Трире, где Маркса помнят и чтут. А во-вторых, официоз помпезных конференций и пышное словоблудие ораторов при открытии памятников - это явно не самый лучший способ почтить память человека, который всю жизнь находился в непримиримой оппозиции к «респектабельному обществу».

Думается, и сам Маркс не одобрил бы такое, официозное празднование своего юбилея. Лучший способ отпраздновать его памятную дату - это работа. Работа по изучению, осмыслению и распространению Марксова наследия. И для тех, кто ещё не читал «Капитал», 200-летие его автора - самый подходящий повод сделать это.

В новом году мы продолжаем нашу работу по «Капиталу», приурочив теперь её также и к новой, близящейся дате. А в качестве художественных иллюстраций, начиная ещё с первой части настоящей статьи, опубликованной перед самым Новым Годом, используются своеобразные литографии Хуго (Хьюго) Геллерта, которыми он оформил американское издание I тома «Капитала» 1936 года. (Хуго Геллерт (1892-1985) - американский художник венгерского происхождения, чьё творчество было связано с рабочим движением и левой печатью США. Помимо иллюстраций к «Капиталу», он также выполнил графические портреты В. И. Ленина и Джона Рида.)

Проанализировав формы стоимости и раскрыв природу товарного фетишизма, во второй главе книги («Процесс обмена») К. Маркс рассматривает общественное отношение двух лиц - товаровладельцев. «Товары не могут сами отправляться на рынок и обмениваться. Следовательно, мы должны обратиться к их хранителям, к товаровладельцам. Товары суть вещи и потому беззащитны перед лицом человека. ...товаровладельцы должны относиться друг к другу как лица, воля которых распоряжаться этими вещами: таким образом, один товаровладелец лишь по воле другого, следовательно каждый из них лишь при посредстве одного общего им обоим волевого акта, может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой собственный. Следовательно, они должны признавать друг в друге частных собственников. Это юридическое отношение, формой которого является договор, ...есть волевое отношение, в котором отражается экономическое отношение».

В этом экономическом отношении проявляется двоякая природа товара, его противоречие: противоречие между стоимостью и потребительной стоимостью, в котором, в свою очередь, отражается противоречие между общественным и частным характером труда. «Его [товаровладельца] товар не имеет для него самого непосредственной потребительной стоимости. Иначе он не вынес бы его на рынок. Он имеет потребительную стоимость для других. Для владельца вся его непосредственная потребительная стоимость заключается лишь в том, что он есть носитель меновой стоимости и, следовательно, средство обмена...» [здесь и далее выделено мной - К. Д.]. Смысл и суть акта обмена товарами состоит в том, чтобы посредством отчуждения своего товара присвоить взамен нужную данному лицу «чужую» потребительную стоимость. В результате обмена продавец теряет право собственности на принадлежавший ему предмет, а покупатель становится собственником товара; стоимость при этом продавцом не уступается - она к нему возвращается в виде другого товара или - в более развитом виде - в форме денег.

По своему материальному содержанию обмен есть процесс перехода благ от одного владельца к другому. Однако речь здесь идёт только об обмене товарами. Но это - лишь частная и исторически преходящая форма обмена деятельностью и её результатами; обмен же деятельностью является абсолютной необходимостью в человеческом обществе. Только проявляется он исторически по-разному. При таком строе общества, когда хозяйство ведут самостоятельные, друг от друга независимые субъекты (частные собственники), обмен деятельностью внутри общества сводится к обмену товарами: товарный обмен выступает единственной формой связи между частными производителями. Однако уже при капитализме разделение труда внутри производства ведёт к развитию иной формы обмена деятельностью: когда предметы труда движутся от работника к работнику, не меняя собственника (им ведь остаётся капиталист!), а, кроме того, трудясь сообща, люди обмениваются знаниями, опытом, информацией, - и все эти объекты не выступают в такого рода обмене как товары. Такая форма обмена деятельностью распространится на всё общество и сделается господствующей тогда, когда будет устранена частная собственность и, стало быть, всё общество, всё человечество превратится в «одно большое единое предприятие».

Итак, двойственная, противоречивая природа товара проявляется в том, что «...все товары не имеют потребительной стоимости для своих владельцев и представляют потребительные стоимости для своих невладельцев. ...товары должны реализоваться как стоимости, прежде чем они получат возможность реализоваться как потребительные стоимости. С другой стороны, прежде чем товары смогут реализоваться как стоимости, они должны доказать наличие своей потребительной стоимости, потому что затраченный на них труд идёт в счёт лишь постольку, поскольку он затрачен в форме, полезной для других».

Повторимся: для товаропроизводителя совершенно недостаточно произвести какую-либо потребительную стоимость - произведённый продукт необходимо ещё реализовать как стоимость, получив за него другую стоимость, другой товар, - и в этом проблема, в этом затруднение. Своим частным трудом товаропроизводитель удовлетворяет общественную потребность - однако этот общественный характер его частного труда проявляется только лишь в порядке стихийного учёта на рынке.

Общественным является, в принципе, всякий человеческий труд - если только отбросить особенный случай Робинзона, живущего обособленно на своём острове. «...Раз люди так или иначе работают друг на друга, их труд получает тем самым общественную форму», - говорит Маркс в «Капитале». Вместе с тем общественное разделение труда и частная собственность делают товаропроизводителей внешне самостоятельными, независимыми друг от друга - то есть придают их труду форму частного труда. Общественный характер труда товаропроизводителей проявляется не непосредственно, а в форме частного труда, будучи как бы прикрыт, «заслонён» ею. На поверхности явлений общественный труд предстаёт как труд частный.

Общественный характер труда проявляется на рынке после того уже, как труд затрачен и продукт его произведён: только на рынке выясняется, нужны ли товары тех или иных производителей обществу. Если производитель не продал своего товара, то это означает, что труд его оказался для общества невостребованным, бесполезным, ненужным. Заранее, в момент производства, это неизвестно, не ясно.

Углубление разделения труда, усложнение форм и нарастающее многообразие человеческой деятельности, всё более частое появление в наше время совершенно новых товаров, услуг, жизненных благ (по которым тем более заранее неизвестно, будут ли они востребованы обществом!) само по себе углубляет рассматриваемое противоречие. Всякие ухищрения рекламы и маркетинга способны отчасти ослабить данную проблему, но не могут устранить её. И разрешение противоречия состоит в том, чтобы избавить общественный труд от его исторически преходящей формы частного труда, соответственно - избавить продукты труда от их товарной формы.

Анализируя процесс обмена, в котором проявляется противоречивая природа товара и создающего его труда, Карл Маркс вновь обращается к экономическим воззрениям Аристотеля, обнаруживая, что тот тоже подходил к пониманию противоречивости товара. Маркс цитирует Стагирита: «Ибо двояко употребление каждого блага. - Первое присуще вещи как таковой, второе - нет; так, сандалия может служить для обувания ноги и для обмена. То и другое суть потребительные стоимости сандалии, ибо даже тот, кто обменивает сандалию на что-либо, в чём он нуждается, например на пищу, пользуется сандалией как сандалией. Но это не есть естественный способ её употребления. Ибо она существует не для обмена» (Aristoteles: «De Republica»). Обращает на себе внимание то, что Аристотель, как идеолог рабовладельческой аристократии, как сторонник «ойкономии», то бишь ведения хозяйства ради удовлетворения собственных потребностей, - в противовес ориентированной на извлечение барыша «хрематистике», - Аристотель считает использование вещи (сандалии) для обмена чем-то неестественным. Стало быть, естественна для него лишь та сторона товара, которую мы называем потребительной стоимостью. Аристотель, таким образом, чувствует (sic!) противоречие товара, но пытается разрешить его в сугубо консервативном духе - в возвращении к каким-то давним патриархальным, гомеровским временам от достаточно развитых товарно-денежных отношений афинской рабовладельческой демократии его эпохи.

Степень развития товарно-денежных отношений во времена Аристотеля была недостаточна для того, чтобы прийти к трудовой теории стоимости, но достаточна была уже для того, чтоб почувствовать (именно: почувствовать скорее интуитивно, но не осознать ещё теоретически!) противоречивость товарной природы. Вообще же, для развёртывания противоречия товара, для его проявления необходимо было появление денег как посредника в товарном обмене. Необходим был переход от непосредственного товарного обмена к такой его развитой форме, при которой обмен товарами опосредуют деньги - необходим переход к товарному обращению.

Маркс берётся за исследование развития товарного обмена и происхождения денег - которые суть необходимый продукт развития товарного хозяйства. Он пишет: «...Денежный кристалл есть необходимый продукт процесса обмена, в котором разнородные продукты труда фактически приравниваются друг к другу и тем самым фактически превращаются в товары. Исторический процесс расширения и углубления обмена [приводящий к появлению денег и, в итоге, к полному господству в обществе товарно-денежных отношений - К. Д.] развивает дремлющую в товаре противоположность между потребительной стоимостью и стоимостью».

Развитое товарное производство не может обходиться без денег. И Маркс без жалости высмеивает тех мелкобуржуазных социалистов-утопистов, которые, видя в деньгах главное зло, предлагали проекты их отмены, сохраняя при этом товарное производство и обмен. В одной из сносок автор «Капитала» едко замечает: «Мы можем теперь оценить по достоинству ухищрения мелкобуржуазного социализма, который хочет увековечить товарное производство и в то же время устранить "противоположность между деньгами и товаром", т. е. устранить самые деньги, так как они существуют только как составная часть этой противоположности. С таким же успехом можно было бы стремиться к упразднению папы, сохраняя в то же время католицизм...». Деньги, может, - это и зло, но это не самодовлеющее зло, а лишь концентрированное выражение экономического зла, господствующего в мире. Устранение денег, таким образом, возможно не иначе как вместе с полным и окончательным отмиранием формы товара, что должно наступить при коммунизме.

Деньги, как и товар, - исторически преходящая экономическая форма. Эта форма возникает в результате развёртывания противоречия товара на определённой ступени развития товарного производства - после того как состоялись два великих общественных разделения труда, выделивших в качестве самостоятельных крупных отраслей хозяйства земледелие, животноводство и разнообразные ремёсла. Именно обострение противоречия товара вызвало к жизни такую форму обмена, при которой каждый товаровладелец мог бы получить за продукт своего труда некий всеобщий товар, нужный всем и удостоверяющий общественную значимость частного труда, - состоялось, иначе говоря, развитие полной формы стоимости во всеобщую. Ленин характеризовал деньги как специфический товар, служащий орудием стихийного учёта общественного труда частных товаропроизводителей, - орудием учёта вклада труда каждого конкретного товаропроизводителя в общий «пирог» общества.

Чтобы понять становление и раннее развитие денег, необходимо сочетать в научном исследовании логический и исторический подходы, привлекая фактический материал, собранный, с одной стороны, археологией и нумизматикой (как наукой - вспомогательной исторической дисциплиной), которые имеют дело с артефактами материальной культуры древности, а с другой стороны - этнографией, которая в исторически близкое к нам время изучила отставшие в развитии народы, стоявшие на стадии разложения родового строя и формирования раннеклассового общества.

Повторимся, во времена работы Маркса над «Капиталом» было мало такого фактического материала, и Маркс развивает логический подход, связывая зарождение товарного обмена с постепенным развитием производительных сил и разложением родовой общины: «Первая предпосылка, необходимая для того чтобы предмет потребления стал потенциальной меновой стоимостью, сводится к тому, что данный предмет потребления утрачивает свою потребительную стоимость, имеется в количестве, превышающем непосредственные потребности самого владельца». Однако этого - появления излишков определённых продуктов - ещё вовсе недостаточно для того, чтобы некоторый предмет потребления превратился в товар: ибо «...отношение взаимной отчуждённости не существует между членами естественно выросшей общины [то бишь родовой общины - К. Д.], будет ли то патриархальная семья, древнеиндийская община, государство инков и т. д. Обмен товарами начинается там, где кончается община, в пунктах её соприкосновения с чужими общинами или членами чужих общин. Но раз вещи превратились в товары во внешних сношениях, то путём обратного действия они становятся товарами и внутри общины». В особенности разложение первобытных отношений и развитие товарного обмена внутри общины происходят тогда, когда она вступает в торговое соприкосновение с экономически более развитыми народами. Такую роль «продвигателей» товарно-денежных отношений когда-то сыграли многочисленные греческие торговые города-колонии в Средиземноморье и на берегах Чёрного моря.

«...Постоянное повторение обмена делает его регулярным общественным процессом. Поэтому с течением времени, по крайней мере, часть продуктов труда начинает производиться преднамеренно для нужд обмена. С этого момента, с одной стороны, закрепляется разделение между полезностью вещи для непосредственного потребления и полезностью её для обмена. Её потребительная стоимость отделяется от её меновой стоимости. С другой стороны, то количественное отношение, в котором обмениваются вещи, делается зависимым от самого их производства. Обычай фиксирует такие количественные отношения как величины стоимости». А далее из мира товаров стихийно выделяется особый товар, играющий роль всеобщего эквивалента и именуемый деньгами. Раздвоение товарного мира на товар и деньги есть следствие развития противоречия товара.

Марксова теория денег, исчерпывающе объяснившая их происхождение, их сущность, их природу и свойства, основывается на его трудовой теории стоимости, логически вытекая из неё. Как же возникают деньги? «...третий товар, становясь эквивалентом для других различных товаров, непосредственно приобретает всеобщую, или общественную, форму эквивалента, хотя и в узких пределах. Эта всеобщая форма эквивалента появляется и исчезает вместе с тем мимолётным общественным контактом, который вызвал её к жизни. Попеременно и мимолётно выпадает она на долю то того, то другого товара. Но с развитием товарного обмена она прочно срастается исключительно лишь с определёнными видами товаров, или кристаллизуется в форму денег. ...Форма денег срастается или с наиболее важными из предметов, которые получаются путём обмена..., или же - с предметом потребления, который составляет главный элемент туземного неотчуждаемого имущества, как, например, скот». Логически и исторически собственно деньгам предшествуют товары, принимающие форму денег. Большая Советская Энциклопедия употребляет для обозначения таких «протоденег» термин «товароденьги» [2-е изд., т. 30, с. 215, статья «Нумизматика»]. У разных народов функции денег выполняли меха (Скандинавия, Древняя Русь, индейцы Северной Америки), раковины каури (Полинезия и Экваториальная Африка), слоновая кость (Африка), бобы какао (у ацтеков), самоцветы нефрит (Китай) и агат (Борнео) и др.

Деньгами часто служило и зерно, как важнейший продукт питания. Причём в Египте и Месопотамии древнейшие банкиры - жрецы, храмы - уже осуществляли с зерном, принятым ими на хранение, достаточно сложные банковские операции.

У многих народов - точно, как говорит Маркс - функция денег срасталась с наиболее важными из товаров, доставляемых обменом издалека, - и оттого, видимо, приобретавшими особую ценность. Так, нередко в качестве денег использовалась соль (для примера, в Китае и Абиссинии), а в средневековой Монголии деньгами служил чай, привозившийся из Китая. Скот же - как «главный элемент туземного неотчуждаемого имущества» - действительно исполнял роль денег едва ли не чаще всего (зафиксировано его использование в качестве денег у греков и римлян, у славян и арабов, индийцев и ряда других народов). «Кочевые народы, - продолжает Карл Маркс, - первые развивают у себя форму денег, так как всё их имущество находится в подвижной, следовательно непосредственно отчуждаемой форме и так как образ их жизни постоянно приводит их в соприкосновение с чужими общинами и тем побуждает к обмену продуктов». Кочевые народы - в силу самого их образа жизни - сыграли видную роль в становлении торговли - как, например, арабские бедуины, для которых проводка караванов через пустыни сделалась одним из основных занятий. Закономерно поэтому, что главнейший предмет имущества кочевников-скотоводов - скот - на какое-то время утвердился в качестве всеобщего эквивалента - посредника в обмене, у многих народов, отнюдь не только кочевых.

Но «по мере того как обмен товаров разрывает свои узко-локальные границы, ...форма денег переходит к тем товарам, которые по самой своей природе особенно пригодны для выполнения общественной функции всеобщего эквивалента, а именно к благородным металлам». Но почему же именно золото и серебро становятся деньгами, денежным товаром? «Что "золото и серебро по природе своей не деньги, но деньги по своей природе золото и серебро" [Karl Marx: "Zur Kritik der Politischen Oekonomie" [«К критике политической экономии» 1859 года - К. Д.]], доказывается согласованностью естественных свойств этих металлов с их общественными функциями». Это - однородность: «Адекватной формой проявления стоимости, или материализацией абстрактного и, следовательно, одинакового человеческого труда, может быть лишь такая материя, все экземпляры которой обладают одинаковым качеством». Этим золото и серебро отличаются от того же, скажем, скота: овцы ведь отличны друг от друга по весу, по настригу шерсти и т. д.; они неравнозначны, тогда как слитки золота и серебра одинакового веса и пробы ничем неотличимы. Другое свойство: делимость: «С другой стороны, так как различие величин стоимости носит чисто количественный характер, то денежный товар должен быть способен к чисто количественным различиям, т. е. должен обладать такими свойствами, чтобы его можно было делить на произвольно мелкие части и вновь составлять из этих частей. Золото и серебро обладают этими качествами от природы». Кроме того, благородные металлы химически инертны, долговечны - в отличие от, опять-таки, скотины, подверженной болезням и падежу. Добыча золота и серебра требует огромных затрат труда, отчего в маленьких их кусочках сконцентрирована большая стоимость - благородные металлы, как деньги, поэтому компактны и удобны.

Деньги - это товар, но товар особый, принципиально отличный от всех других товаров. У денег особенная потребительная стоимость - она всеобща, в смысле того, что при посредстве денег можно удовлетворить любую потребность, хотя, как таковые, сами по себе, деньги никакую потребность непосредственно удовлетворить не в силах: их не съешь и ими не согреешься. Здесь, однако, нужно ещё различать потребительную стоимость золота как денег и золота как золота: «Потребительная стоимость денежного товара раздваивается. Наряду с особенной потребительной стоимостью, принадлежащей ему как товару, - например, золото служит для пломбирования зубов... [а в наше время золото в больших количествах потребляется микроэлектроникой - К. Д.] и т. д., - он получает формальную потребительную стоимость, вытекающую из его специфически общественных функций».

«...особенные товары относятся к деньгам как к товару всеобщему». И эту мысль Маркс иллюстрирует цитатой из работы итальянского экономиста XVIII века Пьетро Верри: «Деньги суть универсальный товар». Итак, деньги - тоже товар, имеющий стоимость (и Карл Маркс вдобавок приводит подборку соответствующих цитат из английских экономических трактатов XVII столетия), но поскольку они противостоят другим товарам в актах обмена, люди воспринимают деньги как «не-товар», как нечто противоположное товару, совершенно отличное от него. А это приводит людей к ошибочным представлениям о природе денег: «Процесс обмена даёт товару, который он превращает в деньги, не его стоимость, а лишь его специфическую форму стоимости. Смешение этих двух определений приводит к тому, что стоимость золота и серебра начинают считать воображаемой».

Маркс тщательно изучает мнения предшественников по данному вопросу, он подвергает критике различные теории денег, существовавшие до него и, так или иначе, в том или ином виде, защищаемые буржуазной экономической наукой и по сей день. В частности, это номиналистическая теория денег, которая отрицает товарную природу денег и наличие у них, соответственно, их внутренней стоимости. Маркс на страницах своего труда «сталкивает» мнения старых философов и экономистов. «Деньги - знак и представитель вещи», - заявляет Монтескьё. «Деньги не простой знак, потому что они сами суть богатство; они - не представители стоимостей, они сами стоимость», - возражает физиократ Ле Трон. Итальянец Галиани в работе «Della Moneta» правильно замечает, что «золото и серебро имеют свою стоимость как металлы раньше, чем они делаются монетами». Джон Локк же заблуждается, перенося в экономическую сферу предложенную им теорию т. н. «общественного договора»: «Всеобщее соглашение людей придало серебру в силу тех его свойств, которые делают его пригодными для роли денег, воображаемую стоимость». В ответ ему Джон Ло - «гений кредита» XVIII века, организовавший первый в истории лопнувший «финансовый пузырь», - резонно замечает: «Каким образом различные нации могли бы придать одной и той же вещи воображаемую стоимость? ...и каким образом эта воображаемая стоимость могла бы удержаться?»

Более того, К. Маркс показывает, что ложное представление о том, что деньги суть лишь «знаки» и воображаемая стоимость, которой их якобы наделило некое «всеобщее соглашение людей», - что это представление утверждалось из корыстных соображений - для обоснования права фальсификации звонкой монеты правителями, начиная с римских императоров. «...Гораздо раньше экономистов представление о золоте как о простом знаке и лишь воображаемой стоимости благородных металлов было пущено в ход юристами, которые, выполняя лакейскую службу для королевской власти, в течение всех средних веков обосновывали право королей фальсифицировать монету традициями Римской империи... ...Догмой римского права было то, что император декретирует стоимость денег. Было безусловно запрещено обращаться с деньгами как с товаром. "Денег же никто не должен покупать, ибо, учреждённые для пользования всех, они не должны быть товаром‌"...». Маркс, стало быть, вскрывает классовую природу политической экономии, которая всегда выражает и отстаивает интересы определённого класса общества и его государственной власти. Эксплуататорская политэкономия служит обоснованию не только права эксплуататоров подвергать эксплуатации трудящихся по её основному, так сказать, механизму, но и права власти всеми способами дополнительно грабить и обманывать народ - порчей ли монеты, инфляцией ли, девальвацией и «обнулением» сберегательных вкладов, «монетизацией льгот» и т. п. Финансовая система создаёт для дополнительного ограбления трудящихся наилучшие возможности - и для их обмана необходимо навязать им ложные представления о деньгах как лишь о каких-то «знаках», коими самовольно и «для всеобщего блага» распоряжается государство.

Объективно же природа денег такова: это товар, чья «собственная стоимость [также] определяется рабочим временем*, требующимся для его производства, и выражается в том количестве всякого иного товара, в каком кристаллизовалось столько же рабочего времени»*. Воплощённый в золоте и серебре абстрактный труд тех, кто добывает драгоценные металлы, образует внутреннюю стоимость денег.

Как показано в «Капитале» выше, та форма проявления производственных отношений, которая имеет место при товарном производстве, приводит к тому, что отношения людей воспринимаются людьми как отношения созданных ими вещей. Карл Маркс назвал это товарным фетишизмом. Вещи определяют судьбы людей и господствуют над ними, они обожествляются людьми, и ярче всего это проявляется в деньгах - в этом «Золотом тельце», упомянутом ещё в Ветхом Завете. Однако денежный фетиш есть не более чем концентрированное выражение и проявление товарного фетишизма: «...Загадка денежного фетиша есть загадка товарного фетиша вообще; в деньгах она лишь сильнее бросается в глаза и слепит взор».

В главе 3 «Капитала» «Деньги, или обращение товаров» Маркс развивает учение о функциях денег. Всего этих функций пять, причём они находятся в тесной связи между собою, развиваясь, как показывает Маркс, логически и исторически.

Чтение третьей главы «Капитала» представляет для современного человека определённую трудность, поскольку сегодняшнее денежное обращение совершенно отличается от денежного обращения времён Карла Маркса. Разумеется, сущность и функции денег остались те же, лишь разительно изменились их формы. Знаки денег (дензнаки) давно заменили в обращении подлинные деньги - золотую и серебряную монету; внедряются новые формы денег - всякого рода «электронные деньги», что увенчалось появлением криптовалют, да - этого знаменитого «раздутого» биткойна, о котором, кажется, ни один экономист не скажет сегодня определённо, что же это такое: деньги будущего или очередное масштабное надувательство населения?

Поэтому кое-кому может показаться, что учение Маркса о деньгах безнадёжно устарело, потеряло актуальность и не представляет более интереса. Это, разумеется, не так, ибо для того хотя бы, чтобы понимать современное денежное обращение, нужно знать всю эволюцию денежной системы капитализма после Маркса, а значит, и то её состояние, которое он застал и исследовал. Однако многие вещи, которые пишет Карл Маркс в главе о деньгах, вправду требуют пояснений для понимания их современным читателем, для которого деньги - лишь привычные ему «бумажки», который никогда в жизни не держал в руках деньги «во всей их материальности» и смутно понимает, скажем, что такое размен банкнот на золото или в чём состоит отличие банкнот от собственно бумажных денег. Так что мы будем по возможности давать читателю необходимые пояснения, разбирая третью главу «Капитала».