Сцены провинциальной жизни. Сцена III
2017-09-16 Мария Предеина
«Если иной раз мы и покидаем, по видимости, пределы России, то лишь для того, чтобы утверждать, будто дела и мысли других народов, например Кубинская революция, «достигают своей конечной цели» в России, и именно на Обводном канале».
Мыколай Загорский
Сцена III. МАО И ПУСТОТА
I.
Победитель получает все.
Все - это дырка от бублика.
Я стою на сцене,
мне вручают медаль.
Десять лет жизни и борьбы
за кусочек металла.
Меня настигает она - Пустота.
Я хочу уйти, прочь, прочь.
Я улыбаюсь.
Я не иду на вечер.
Мы уходим.
Мы - я, мама, бабушка, дедушка.
Только мне нужно умыться.
Лицо горит, в висках стучит,
может быть, в голове что-нибудь разорвется.
- Почему без платья?
Антон говорит агрессивно,
кажется, уже выпил.
- Хочешь схватиться?
Я встаю в бойцовскую позу петуха в курятнике.
Хотя мама говорит, что в такие минуты я похожа на гусака,
который тянет шею и готовится клюнуть.
В последнюю секунду одумываюсь.
- Погоди, мои ждут на улице.
Он тоже сдает назад.
Борьба больше не имеет смысла,
ничто больше не имеет смысла.
Я вижу в нем тоже, что в себе - страх,
страх будущего.
Знаешь, будь у меня маузер, я бы вышибла себе мозги.
У тебя льгота, - говорит он.
Да, 300 баллов вместо 290. Ладно. Пойду.
Потанцуешь за меня с Женей.
Мы идем домой
по пустынному скверу,
спотыкаемся о комья
разрытой земли.
В недостроенных павильонах
кто-то справляет нужду.
«Тише, тише», - просит бабушка.
Я не слушаю, декламирую:
«О доблестях, о подвигах, о славе
Я мечтал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе».
Я говорю именно - мечтал.
Девочки и вожди ждут,
чтобы ты положил к их ногам славу.
Если ты забыл о славе, -
кому ты нужен?
Но если нет ни девочки, ни вождя, -
куда ты денешься со своей славой?
Я вписала свое имя в число медалистов школы.
Теперь оно висит где-то между лестничными пролетами.
Кому оно нужно?
II.
Я живу в пьяном бреду.
(У меня счастливая способность: воображение.
Чтобы попасть в мир снов, я не нуждаюсь в вине или морфии.)
Я поеду в Ирак,
возглавлю сопротивление...
Или...
В Колумбию...
(N.B. Нужно проработать
опыт партизанской войны Мао.)
Я не умею стрелять.
Как-то на «Основах безопасности жизнедеятельности»
я не смогла вытащить магазин из автомата:
не хватило физической силы.
Но я возьму на себя политическое руководство.
Да, под моим руководством...
Мы будем воевать
долго и упорно и...
однажды возьмем Вашингтон.
И тогда Женни придет ко мне.
У нее будет муж толстый и старый буржуй
и дети.
Я приму ее и детей.
Иногда я меняю финал.
Мы проигрываем, и Женни
приходит ко мне в ночь перед расстрелом.
Я несколько сентиментальна,
люблю Войнич и Виктора Гюго.
Меня несколько печалит, что
Женни пренебрегает литературой.
Как тогда я
пошлю ей письмо со стихами вместо подписи?
Мое чувство к Женни, конечно, вне закона.
Но сначала ты учишься любить Джемму.
Потом тебе подворачивается Женни.
Я бы не стала исключать и Зиту.
Разве революционер - это благочестивый квакер?
III.
- Ты уже решила, куда подашь документы? - спрашивает мама.
Предполагается, что именно этим я занята.
(Я же думаю...
как моя отрубленная голова
будет смотреться на коленях Женни.
Читаю «Красное и черное».)
Вноси предложения - рассмотрим, - говорю я.
Я не хочу давить.
Глупости. Говори смело.
Мне кажется, лучше всего пойти на экономиста.
Я иду на экономиста.
Мне все равно куда.
НЕДО-СЦЕНА. ПУСТОТА БЕЗ МАО
I.
Настоящая Пустота - это,
когда не за что бороться.
Я была не права.
Я не отдавала десять лет жизни за кусочек металла.
Я прожила десять лет.
Жить и бороться - это одно и то же.
Я была не права.
Там на сцене я еще не знала Пустоты,
это было преддверие.
Народное представление об аде -
черти со сковородкой.
Наш народ глуп.
Греки были умнее.
Их ад - вернее, Аид -
мир теней,
мир, в котором борьба лишена смысла.
Смотрите...
Гектор и Ахиллес могли бы вступить в схватку в Аиде.
Никакие черти им не мешают.
Но зачем?
Они могли бы вступить в схватку, чтобы доказать, что они живы.
Но если нужно доказывать, что ты жив - значит, ты мертв.
Там у туалета я и Антон хотели подраться,
чтобы доказать, что жизнь еще продолжается.
Но та жизнь уже была кончена.
II.
«Будет новая жизнь», - говорит мама.
Она заметила мою апатию.
Нет, не будет.
Для жизни нужны люди,
а не тени.
Экономический факультет готовит экономистов.
- Счетоводов, - говорю я.
Нет, конечно, в проспекте написано
«мировая экономика», «экономическая теория».
Но это так же верно, как то, что
университет в Банги-Банги готовит физиков-ядерщиков.
Не могу объяснить.
Мне кажется,
что все люди вокруг меня тени
и только играют в жизнь.
Приходит профессор, читает лекцию.
На столе у нее Стиглиц.
Я делаю отчаянную попытку проснуться.
Беру в библиотеке Стиглица,
читаю.
Я не знаю этой математики.
Задаю вопрос.
- На экзамене этого не будет, - говорит она.
Но я не спрашиваю об экзамене,
я хочу понять вывод.
Я тебя спрашиваю:
какой раздел в математике мне нужно пройти,
чтобы понять вывод?!
Она не знает ответа.
Мы играем в университет,
как маленькие девочки играют в домик.
Мы крутим Стиглица,
как мартышка - очки.
Где то время, когда огонь кипел в крови.
Где?
У меня болит мозг.
Подождите! Подождите!
Я никак не могу понять...
Я где-то читала,
что после ядерного взрыва вещи обращаются в тени.
Не знаю, это так?
Наши вещи!
Наши вещи!
Они здесь.
Я их чувствую,
но их нет.
Вот я держу
«Советско-китайские отношения 1937-1941 гг.»
Почему эти годы?
Не важно.
Не об этом речь,
в памяти скребется что-то...
Да, был как-то курьез.
Я выступала на тему что-то про
Коминтерн, КПК и Гоминьдан.
Только начала.
«Знамя революции, поднятое Сунь Ят-сеном,
было подхвачено Мао Цзе-дуном. Нам предстоит понять...»
- Маша, пожалуйста, не матерись!
Это - Инна,
белокурая девочка
с улыбкой Голливуда.
Она преуспевала только в английском.
Мне казалось, что она
плохо понимает по-русски.
Да, про что я?
Для Инны ничего этого нет,
этой книги нет и вообще...
Наших вещей для нее нет,
они растаяли.
Вот -
наши Хиросима и Нагасаки.
И?
Тень, что гналась за мной,
отрезает мне голову.